Очищение тьмой (сборник)

Тем не менее во всем спальном вагоне, заполненном почти до отказа, от чая отказался только один пассажир – тощий желтолицый мужчина с какими-то стертыми чертами лица и в довольно потрепанном костюме. Багаж его состоял из видавшего виды портфеля с обмотанной синей изоляцией ручкой, который изобличал в нем типичного командировочного, пользовавшегося «люксом» на казенный счет. Мужчина с жадностью поглощал лимонад из узких трехсотграммовых бутылочек, не отрывая взгляда от некоего технического издания, испещренного диаграммами. Вскоре, однако, он улегся, но не спал, впрочем, не поддерживая и разговор с соседом по купе – явно деловым человеком «из новых». На столике появились зелень, батон, салями и бутылка «Арарата», но владелец портфеля на приглашение не откликнулся, сославшись на гастрит. Нисколько отказом не огорченный, солидный пассажир, отужинав в одиночестве, довольно скоро захрапел. Командировочный же долго ворочался без сна – то ли от раскатов могучего храпа, то ли от того, что его мучили неясные предчувствия.

* * *

В следующем за «люксом» вагоне от едва теплого чаю отказались двое обитателей одного из купе. Тоже, судя по всему, измотанных, задерганных командировочных. Не привлекла их и беседа с расположившейся внизу молодой блондинкой с дочкой лет пяти. Словно по команде, они забрались на свои полки и затихли. Уже на следующей станции еще одно место внизу заняла бодрая румяная старуха. Молодая мама потеснилась – у них с дочерью был один билет на двоих, угостила старуху яблоком, в ответ получив пару печений для девочки. Утомленные командировочные, казалось, дремали… В соседнем купе компания подобралась сплошь мужская. Хотя этих столь несходных между собой людей и компанией трудно было назвать. Сходство определялось одним – отношением к все тому же чаю. Едва за проводником закрылась дверь, мужчины молчаливо и деловито, с легкой брезгливостью слили жидкость в пустую стеклянную банку. Тщательно закрыв крышкой, ее отправили под нижнюю полку, чтоб не мозолила глаза.

Здесь были люди разных национальностей, наружности и одежды – со всевозможным и у всех довольно объемистым багажом. Потертый, видавший виды рюкзак бородатого геолога и футляр с аккордеоном, принадлежавшим очкастому клубному работнику, уютно расположились по соседству с крепким старомодным чемоданом типичного сельского жителя и увесистыми, облепленными переводными картинками, баулами молодого, спортивного вида путешественника.

Дорога убаюкивала. Сладко спал проводник. Казалось, весь вагон полон сонным дыханием. И только эти четверо в сугубо мужском купе если и подремывали, то вполглаза, по очереди. Иногда перебрасывались короткими, ничего не значащими, как и водится у случайных попутчиков, не стремящихся сблизиться, репликами.

Внезапно из-за перегородки соседнего купе донесся осторожный стук, и одновременно где-то на второй полке, рядом с подушкой «геолога», раздался приглушенный зуммер. Бородатый мгновенно ответил, словно только этого и ждал. Коротко кашлянули все четверо. Все нормально, полная готовность. Сухо щелкнули спущенные предохранители – один, другой, еще – казалось, громко, будто сами выстрелы.

Поправив выбившийся из-под одеяла короткий автоматный ствол, «аккордеонист» приподнялся на левом локте, взглянул на верхнюю полку, неуверенно спросил:

– Георгий, может, стоит выйти в коридор покурить, прикрыть снаружи? Сигнал был точный. Сейчас эсвэ шерстят, сколько там до нас осталось? В купе передавят, как в мышеловке. Наверняка кто-то из провожающих гопников навел.

– Чтобы накрылись деньги? Сиди где сидишь. Двоих снаружи хватит. Прикроют. А если и идти, то не тебе. Может, и пронесет. Что ж это они – «на подъем», без наколки «люкс» выставляют? Ладно, еще сорок минут – и Ростов. Там милиция, и вообще – Россия, гопничать не будут. Все, умерли. Ждем.

Минут через пятнадцать дверную ручку снаружи осторожно подергали. Затем дверь бесшумно откатилась, споткнувшись на откинутом язычке стопора, и в щели показались жесткие вихры и из-под них – спокойный, изучающий, цепкий взгляд. Однако его обладатель, судя по всему, был разочарован. В этом купе на серьезную добычу рассчитывать не приходилось. На столике вразброс стояли бутылки из-под дешевого вина, виднелись всклокоченная борода и рваная тельняшка «геолога», пузатый рюкзак у порога, под лямкой которого торчали заскорузлые носки. Отвалив челюсть, храпел «культработник». Бодрствовал только «селянин», который, свесив ноги с верхней полки, торопливо хрустел луковицей, отхватывая время от времени солидные куски от здоровенного ломтя желтоватого сала. Когда дверь приоткрылась, он торопливо сунул еду в газетный сверток и, глуповато щурясь, уставился на тонкую полоску света, ворвавшуюся в купе.

Новый проводник осторожно прикрыл дверь (прежний, неповоротливый толстяк, аккуратно связанный, был выброшен из служебного купе еще на предыдущей станции). Движение это сберегло ему и его напарникам жизнь, так что, даже и знай он о богатейшей добыче, которая таилась в незавидном багаже, ему следовало благодарить Бога.