Имитация сна пугала его даже больше столь превозносимой семейными фильмами рыбалки. На рыбалке надо сидеть, глядеть в одну точку и не шуметь часами ради сомнительного удовольствия поймать сырое мясо, которое еще кому-то готовить придется. Как это должно объединять отцов и сыновей, мальчик не понимал. Через концепцию совместной пытки, не иначе. Рыбалку он забраковал сразу и навсегда, но со сном, еще более жутким, по мнению Ганбаты, приходилось мириться: Гена вампиром не была, и, чтобы не мешать подруге, ему, как хорошему мальчику и заботливому суверену, вменялось в обязанность хотя бы ночью вести себя потише. Порой папа разрешал приходить в свой кабинет и слушать музыку, но чаще просил учиться притворяться спящим: мол, когда Ганбата вырастет, свободного времени для тренировок будет в разы меньше, а развлечься в процессе можно и размышлениями. «Размышления» и «развлечься» в одном предложении для наследника мужского прайда вампиров уже звучало как вызов, и б
Голова буквально разрывалась от свежей информации и мыслей, и он, не понимая, за что ухватиться первым, просто закрыл глаза и нырнул в глубины памяти, снова и снова проигрывая песни Акиры и рассматривая показанные Дорой фотографии. Оказывается, он столького не знал! А Кира – вот уж воистину сияющий принц – такой красивый и восхитительный, словно и вправду ангел. Впервые в жизни Ганбата нашел для себя занятие ночью – он любовался и чувствовал, что это теперь надолго.
Завтра будет новый день и новые открытия с этой потрясающей девочкой. Больше песен Киры, больше его голоса, больше фото! И в итоге он, Ганбата, и сам получит телефон со всеми этими сокровищами. Знал бы, что смартфоны нужны не только для работы, – давно бы попросил. Да, к управлению явно придется привыкать – пальцы Доры очень легко порхали над устройством, включая или листая, – но с вампирьей памятью это не проблема: пусть хоть раз покажет – и Ганбата научится. И языки. Чтобы играть в игры, нужен английский, а для понимания песен Киры – японский. Раньше мысль учить их ему и в голову не приходила, но если эта чудесная девочка знает английский, то чем он, Ганбата, хуже? Ведь тогда он и сам сможет…
От внезапной идеи он резко вскочил, громко ударившись головой о дно кровати над ним и вызвав тем самым недовольный Генкин ропот. Пролепетав какие-то дежурные извинения, рухнул обратно, вытянувшись и сложив руки по швам из страха тут же броситься наяривать счастливые круги по комнате. Если он выучит хотя бы английский, а в идеале – японский, то сможет сам пожелать Акире сладких снов или доброго утра! А тот прочитает! И будет знать, что где-то на свете есть он, Ганбата! И может быть… – тут поддерживающие идею клетки аж завибрировали от переполнявших эмоций, – может быть, Кира однажды ответит именно ему. Лично.
Поговорить с Акирой, пожелать ему хорошего дня на его родном языке… Ганбата аж замурчал и в блаженстве крепко сжал подушку, которая, не выдержав наплыва восторженных чувств, лопнула. Ради Киры он был готов даже заниматься! Решено, завтра же напишет папе, что хочет дополнительно английский с японским! Интересно, а какие языки будет учить Пандора? Было бы здорово ходить вместе, ведь тогда можно будет все-все-все на свете обсудить!
Так он и провел остаток ночи: то строил счастливые планы на будущее, то в тысячный раз пересматривал видео с прекрасным принцем, а то сдувал с лица постоянно выпадавшие из подушки белые, словно ангельские, перья.
Все-таки хорошо, что вампиры не умеют спать и видеть сны. Зачем эти сны вообще нужны с такой-то реальностью?
Глава 20. О суженых, ряженых и подмороженных
– Отец?..
– Да, младый юнош?
– А если она меня не полюбит?
– Значит, так тому и быть.
Итак, за пять дней проживания на новом месте юная леди из семейства Добротворских умудрилась: снести одну из ветвей охранного древа; чуть не убиться, просто выйдя в сад; явственно показать, что вайфаю рада больше, чем любым идеям совместного досуга; и обменяться одеждой с юношей, которого встретила впервые в жизни. Вот уж точно нареченная невестушка, не ошибешься. Единственная и неповторимая.
Тяжело вздохнув, гордый отпрыск древнего рода Пней отставил на траву опустевшую чашку и, прикрыв глаза, откинулся спиной на широкий ствол ярко-красного клена.