Одаренная девочка и прочие неприятности

– Якой ты у меня интеллигентный заделался, любо-дорого посмотреть! Ни джинсов рваных, ни рубашек нештопаных, даже в спине согнулся – не переломился. А как же по старинке – обхамить да нос отвернуть?

Александр Витольдович зарделся, но головы не поднял:

– Так это когда было, ваша милость. Вырос.

– Ну не знай, не знай… Ты ж раньше умудрялся глазами гневно стрелять, даже жопу в сугробах морозя.

Пень чуть сморщился и распрямился.

– И за это мне все еще стыдно.

Крупный мужчина с обильной сединой в рыжей бороде похлопал его по плечу:

– Вот и за сегодняшнюю тоску стыдно будет – мама не горюй. Да токмо ты ее помни. И радуйся, что дитятко не слыхала. Она тебе верить должна. А ты – быть ей надеждой и опорою во всем. Дениска сказал, горлица глаз уже на тебя положила? Не миловались еще?

– Ваша милость, ей пятнадцать, – постарался нейтрально напомнить Александр.

– Осенью шестнадцать исполнится, самое то. В таких летах поцелуи слаще!

– Вам виднее.

– О, смари-ка, захамил. А я уж переживать начал.

Пень чуть улыбнулся:

– Какими судьбами?

– Ты не серчай, но к голубке нашей гость идет. У них уговор, потому не пустить нельзя. Но пока и пущать нельзя, так что я его на периферии мариную. Тебя подготовить надо.

Сын нахмурился:

– Как это «подготовить»?

– Утеплить. Ворон Воронович объявился собственной персоной.

Александр Витольдович замер как громом пораженный:

– Мне нельзя с ним встречаться. Это же зима в чистом виде!

Отец ободряюще похлопал его по спине:

– Потому я и пришел подсобить. Девице о твоей специфике знать опасно – в полном жалости сердце любви места нет, вообще тогда не расколдует. Так что давай спасать положение, пока он в предбаннике морозится.

Пень-младший с подозрением покосился на всесильного родителя:

– Вы куда его заслали?

– Да по тундре погулять, чай не впервой. Уже даже не орет – так, камни пинает да бесится.

Старьевщик задумчиво изучал лежавшую на земле чашку:

– Крионикс будет в ярости.

– Ничё, авось на ус намотает и в следующий раз хотя б открыточку наперед пришлет, – ободряюще перебил его Зеленый Князь. – Так, накинь-ка…

С этими словами Витольд Родович набросил на плечи сына свой плащ из шкур.

– Я недостоин, – вяло запротестовал тот.

– Ой да ладно тебе. Часок поносишь, глядишь, небо наземь не рухнет. Зато обогреешься.

– Но я все равно не смогу приблизиться…

– Тебе и не надо. Зря, шо ли, Дениске тень твою подсаживали? Пущай двойником поскачет, поработает, не все ж баклуши бить.

Александр хотел было возразить, что Чертополох и без того взвалил на себя большую часть хлопот по хозяйству, но замер, обратив невидящий взор карих глаз в сторону дома. Девочка встала. Избушка заботливо сообщала об этом, с бабушкиной внимательностью отмечая и румяный цвет щечек, и стремление поскорее умыться. Пень сглотнул. Будь подопечная старше – смалодушничать, пойти на сделку с совестью оказалось бы в разы проще. Всего-то простить себе немного не те травы в ее еде и попытку усмирить внезапно разыгравшийся сердечный пыл девушки. Но судьба княжича всецело зависела от ребенка, и в одном Королева была права: дитя он не тронет.

Александр Витольдович кивнул отцу и, внимательно слушая дальнейшие инструкции, принялся на автомате поправлять одежду, укладывать всклокоченные волосы и с тихим отвращением натягивать ненавистные ботинки. Как ни странно, некоторая театральность наряда помогала в самом важном – воспринимать происходящее увлекательной игрой, фарсом, а вовсе не тем, от чего может зависеть его жизнь.

Еще и для страха места в сердце княжича уже просто-напросто не оставалось.

Проснулась Пандора сама, до звонка будильника, но еще какое-то время нежилась в постели. Прокрутив в голове события вчерашнего дня, против воли улыбнулась. До вайфая, к сожалению, так и не дошла, зато познакомилась с единомышленником, и каким! Надо только все-таки Александра Витольдовича успокоить. За ужином опекун нет-нет да и порывался расспрашивать о ее новом приятеле и причине внезапных переодеваний, но Доре было так интересно следить за тем, как менялось его лицо, что на большую часть вечера воспитанница уподобилась юлящему и подкидывающему двусмысленности партизану на допросе. В итоге предсказуемо доигралась: в какой-то момент старьевщика снова скрутило. Опять прискакал с водой испуганный Репа, вновь последовали заверения в полной подконтрольности ситуации, но пыл Пандоры угас, и остаток ужина она доедала, уйдя в глухую оборону. Может, Александру Витольдовичу становится плохо, когда он волнуется? Ну не на ровном же месте! Однако мысль, что взрослый мужчина всерьез способен ее к кому-то ревновать, казалась совершенно дикой, а других причин для переживаний не находилось. Да уж, подкинули родители опекуна. О таком, наоборот, самой еще заботиться придется.