Одаренная девочка и прочие неприятности

Открыли третью бутылку. Пожалуй, этот день принес больше новостей, чем Богдану Ивановичу бы хотелось. Теперь он осознавал свою вину перед русалкой и ее сестрой и совершенно не понимал, почему Татьяна вообще с ним разговаривала.

Не замечая волнений в душе патриарха, красавица задумчиво произнесла:

– Знаешь… Раньше я часто думала, как бы мы жили, если бы Марго была с нами. Она ведь горы сворачивала, просто пожелав. О чем бы мы мечтали? Были бы такими «потерянными»? Она меняла нас, кого-то сильнее, кого-то меньше, но то, что каждую, – это очевидно.

– Раньше? А сейчас?

– О другом. Как она жила? Во что ввязалась, раз разорвала с нами контакты? Могла ли я ей помочь? И что изменится, если я это узнаю?

Помолчали. Патриарх вновь проследил, как русалка залпом осушает бокал и наливает еще. На душе скребли кошки. Определенно, ее образ жизни не способствовал долголетию.

– И все-таки? Вам не кажется, что вы несколько необдуманно распоряжаетесь своей жизнью?

– Не-е-е, чувак, ты не сечешь фишку. – Учитывая, сколько Татьяна к этому моменту уже выпила, Богдан Иванович слегка недоумевал, почему она еще способна говорить. – У нас был план получить свободу. Но у нас не было плана, что с ней делать.

– То есть вы стремились к ней просто как к некоему благу?

– Ты же мужик неглупый, не тупи. Свобода – это и есть отсутствие плана. Каждый может сам составить его, когда захочет. Такой, какой захочет. Это свобода. Не «замуж в восемнадцать, в гроб в тридцать». А когда сам выбираешь каждый раз, или сам выбираешь на много раз вперед, или выбираешь не выбирать вообще. Вот мне сейчас тридцать… два? пять? Тридцать сколько мне? – она недоуменно нахмурилась.

– Кажется, тридцать семь.

– О! По плану я уж много лет как трупак, отъюзанный мужиком и выброшенный на свалку. А я – жива. И делаю что хочу.

– Да, но вы довольно часто рискуете на пустом месте…

– Свободно делаю что хочу, когда хочу и как хочу, – отрезала Татьяна. – Не так, как другим правильно. А как мне. Иначе откуда возьмусь я, если даже поступки не мои? Вот ты – тебя видно в строке котировок, в акциях, в слияниях и поглощениях. А я – в кофе, ветре и драках.

– И в алкоголе.

– Сам пригласил. Жадничаешь – прячь.

Представив, как он опасливо прячет винные шкафы перед визитом русалки, вампир в голос рассмеялся.

– Опа, ты и так умеешь!

– Простите?

– У тебя рожа все время будто запором страдаешь. Смейся чаще.

– Я вампир, – аккуратно напомнил патриарх, заподозрив алкоголь в окончательной победе над его визави.

– Не-а. Ты чувак, который нашел универсальную отмазу от жизни. Учись кайфовать и делать что хочется.

Конкретно сейчас Богдану Ивановичу крайне хотелось продлить жизнь Татьяны, и он постарался задать волновавший его вопрос как можно тактичнее:

– А вас не заинтересует возможность стать вампиром самой?

После этого пассажа он с удивлением узнал, что русалки тоже могут захлебнуться. Откашлявшись, Татьяна с негодованием оглядела свою футболку и, недолго думая, сняла ее и швырнула куда-то в угол – видимо, сохнуть, – а после, совершенно не стесняясь, натянула косуху обратно. Хотя Богдан Иванович и отводил старательно взгляд, сложно было не заметить: бюстгальтер Татьяна не носила.

– Куда уставился?

– Вы очень красивы.

– Тоже мне, удивил. Лучше объясни, чего это тебе в голову ударило? Другой закуски под рукой не нашел?

Богдан Иванович вздохнул. Ох уж эти предрассудки, даже среди, казалось бы, собратьев по несчастью…

– При всем уважении, у нас мужской прайд, а свой единственный укус я потратил на сына. Повторная попытка размножиться может оказаться фатальной. Но если договориться с матриархом…

Русалка закатила глаза и замахала руками. Чуть энергичнее, чем одобряли приличия, учитывая ее одежду в данный момент:

– Не знаю, что там тебе втемяшилось и с чего, но даже и не думай. Не сработает. Хоть укусайся, вампиром я не стану.

Патриарх удивился до глубины души: план казался ему идеальным.

– Почему вы так считаете? Как вы знаете, наши клетки способны подстраиваться под любой живой организм…

– Именно! Живой. А мы, русалки, – нежить. Мертвые.

Богдан Иванович несколько раз моргнул:

– Но вы же теплая…

– И мертвая. – Татьяна развела руками. – Чувак, мы не рождаемся. Мы появляемся из ниоткуда, черт знает как. Может, и впрямь души девок-утопленниц, может, еще что, кто ж его знает, но мы точно нежить. А второй раз живым мертвецом не стать. Отбой с размножением.

Определенно этот день чувств патриарха не щадил.

– Но вы же умираете? Разве мертвое может умереть?

– Как видишь, вполне себе может, – пожала она плечами.

– Но мы же не умираем! Почему умираете вы?

– Мрете вы, не пори горячку. Просто вас добивает солнышко, а нас – любовь и время.

Богдан Иванович мысленно застонал. Идеальный план рухнул, а запасного, даже самого завалящего, не было. Не в аквариум же сажать под охрану? Ладно, что-то да придумается. Она должна быть рядом.

– Сколько вы обычно живете?

– Черт знает, – пожала плечами Татьяна. – Наверное, как люди, лет шестьдесят – семьдесят. Но дома мало кто и до пятидесяти дотягивает, у нас там… сложно с этим. С выживанием.

– Дома?