Одаренная девочка и прочие неприятности

– Погибель это наша, барин. Ладно ты – сила есть, ума не надо, – но Витольд Родович-то почему на эту авантюру согласился?

– Потому что все остальное не помогло.

Енот помолчал и грустно переспросил:

– Не было разве бабонек получше? Кожа да кости сплошные.

– Еще недавно, по вашим же словам, она была раскормленной индюшкой.

– Не серчай, я это сдуру ляпнул. Девочка-то, может, и хорошая, а кровь все одно – дурная. С огнем играешь, атаманыч.

– Денис, будьте другом, заткнитесь.

Енот понуро опустил мордочку, подошел к Александру и бухнулся рядом. Тот недовольно хмурился, но зверек, покачавшись пару минут, продолжил как ни в чем не бывало:

– Значит, когда тебя не будет, все заботы об этой крале на мне?

– Да. Заранее благодарен за старания.

– В обиду не дам, мамой клянусь. Только пообвыкнуть бы чуток. Щас поделать с собой ничего не могу: нутро аж выворачивает, когда она рядом.

– Прекрасно вас понимаю, самому по первости было дискомфортно. Терпение, мой друг, терпение. И не будьте слишком строги к себе.

– Спасибо.

– Но за языком я бы попросил вас следить. Дама, предположим, по-звериному не разумеет, но ежели я буду постоянно корчить рожи, как пить дать примет за полоумного.

– Не вопрос, барин. Буду нем как рыба.

В этот момент Пандора наконец-то расслабилась. Волосы тут же вздыбились, рванули сразу во все стороны. От внезапного порыва она пошатнулась – естественно, Лес рядом, резонанс сильнее, – но, прежде чем Александр успел это осмыслить, он уже держал девочку, мягко обнимая со спины. Она моментально вцепилась в его руку, как утопающий в спасательный круг. Свистел ветер, прочь улетали излишки дикой магии, а молодой старьевщик внезапно исполнил свою мечту, уткнувшись носом в макушку Пандоры и окунувшись в ее дивный аромат. Девочку нельзя было назвать хрупкой, но в его руках она именно такой и казалась.

Око бури всегда спокойно. Дора слышала, но не ощущала бушевавшего вокруг неистовства и размеренно вдыхала чуть сладковатый запах, почему-то ассоциировавшийся с деревьями. Еще чувствовались запахи свежей краски, одуванчиков и плюшек. К ногам прижалось что-то мягкое и пушистое, видимо енот. Надо бы спросить, как его зовут. Вовремя подхвативший ее Александр почему-то тихо-тихо пел и явно старался делать это с переливами, как мама. Безумно выл ветер, страшно шелестело, но девочка не открывала глаз, вцепившись в руки Пня и давая излишкам уйти. Потянуться, размяться – и обратно в неудобную, но правильную позу – писать экзамен жизни дальше. Теплые руки держали крепко, тихий голос обволакивал, уносил сознание с собой, мягкое брюшко енота грело ноги…

Все кончилось столь же внезапно, как и началось. Земля вокруг места, где они стояли, оказалась вспучена и перерыта, словно по ней прошлось стадо огромных кротов. Вся капуста неподалеку была мелко нашинкована, цветы – побиты, а беседке недоставало крыши. Ощетинившийся енот намертво вцепился в ногу Пандоры и отказывался отпускать. Александр же был сама невозмутимость:

– Все прошло как надо?

– Да, мы прекрасно справились, – кивнула она. – Меня даже никто не попытался сожрать.

Девочка подняла глаза. Опекун смотрел сейчас с приятной заботой, но забота эта чем-то неуловимым отличалась от папиной. Спохватившись, Пень разжал руки, отступил на шаг, со смущенным видом поправил шейный платок и несколько неодобрительно ткнул босой ногой – и когда только успел разуться? – в бок енота. Отпускать девочку тот и не собирался. Закатив глаза, Александр присел на корточки перед удивленной Дорой и менторским тоном начал увещевать животное вести себя по-людски, не смущать даму и не ставить его, Пня, в неловкое положение. Глядя на эту картинку, девочка мысленно отказалась от своих мечтаний о скучной и тихой жизни.

Даже при свете яркого солнца босоногий опекун не отбрасывал тени, но с этим Пандора смирилась. А вот у енота их было две, что не лезло уже ни в какие ворота.

В большом-пребольшом городе, на вершине небоскреба солидной-пресолидной компании, в одной из дальних-предальних комнат пентхауса, в пустой-препустой ванне сидел наследник огромного состояния и упрямо старался заплакать. Не получалось.

Казалось бы, все условия выполнены: на душе грустно, неправильно, буквально вопиюще; его планы рухнули; лучшая подруга рассорилась с ним практически без его в этом участия, а любимому отцу не пожаловаться на судьбу – занят. Ганбата Богданович был совершенно уверен, что сегодня-то он точно расплачется, и даже в ванну специально залез из опасения замочить ковры. Но и всех катаклизмов мира теперь оказалось мало, чтобы заставить рыдать почти взрослого вампира. Приходилось сидеть с постной миной в холодной ванне и думать о будущем.