Одаренная девочка и так себе каникулы

– Тогда о какой «природе» речь? – продолжала упорствовать девочка.

– Той самой. – Леший аккуратно помог ей перебраться через поваленное дерево. – Дело в том, что ее отец тоже несколько раз по молодости гостил у меня, вот Богдану Ивановичу и показалось, будто каким-то чудом необходимые навыки могут сами налипнуть в подходящей обстановке. Сколько бы я ни объяснял, мол, слишком далек от темы и никогда в нее посвящен не был, особого успеха не возымело.

– А можно по-русски? – взмолилась Пандора. – Я реально не понимаю, о чем речь.

Александр Витольдович вздохнул:

– Насколько мне известно, Евгения Михайловна покуда ни разу не перекидывалась в звериное обличье, неважно, на природе или вдали от оной.

– Ого, – присвистнула Пандора, – я думала, это врожденная штука – ну как ходить или плавать.

– Вы не умеете плавать, – покосился на нее Пень.

– Ну, другие-то умеют. Но мысль уловила, спасибо, – насупилась девочка.

Не хватало только разрушить зачатки взаимопонимания еще на подходе, и леший поспешно пояснил:

– Полагаю, вы правы, это первичное и привычное для каждого оборотня умение. Однако, насколько я могу судить, до сей поры Евгения не встречала ни единого собрата и, скорее всего, даже не видела, как подобное происходит.

– Да уж, в ютубе такое не нагуглишь…

– Что, простите? – теперь уже он потерял нить беседы.

– Понятно, говорю, – отозвалась она. – Хоть и не совсем. Я таких же, как сама, ни разу не встречала, но научилась же.

– Согласен. Однако не могу не отметить и факт того, что вы с Екатериной – первые погодки, которых Евгения увидела, не считая Ганбаты. Возможно, это тоже сказывается?

Пандора снова нахмурилась.

– А каким макаром? Конечно, у меня были и садик, и школа, волей-неволей пришлось научиться общаться с людьми, но мы сейчас совсем о другом говорим. О том, что внутри. Окружение на это не влияет.

– Вот как? – постарался поддержать беседу Александр, внутренне холодея: они почти пришли.

– Угу. Знаете… Хм. И вправду, может…

– Да? – вполне заинтересованно откликнулся он, наблюдая, как Ганбата бодро расстилает плед, а Денис выкладывает сверху подушки.

– Мне кажется, – полупрошептала подопечная, выходя с ним на полянку, – Гена просто очень не хочет иметь с собой никаких дел.

К удивлению, не согласиться Александр Витольдович не мог. Ему и самому порой казалось, будто все истории о родителях, стае или сородичах Евгения выслушивала с самым что ни на есть отстраненным лицом и никогда – по собственной просьбе. Но в таком случае должен же кто-то подсказать…

«Не ты, – поспешно одернул он себя, – сперва неплохо бы самому выжить и лишь потом указывать другим, как это сделать».

Ганбата тщательнейшим образом повернул подушки и расставил тарелки так, чтобы с их мест просматривались растущие впереди кустики папоротника, и похлопал рядом с собой:

– Дор, садись! Сашке еще какое-то время понадобится, поэтому лучше сразу начать кушать.

– Время? На что? – с удивлением покосилась на Александра подопечная, садясь, однако, куда предложили.

– О, будет супер! – оживленно отозвался вампиреныш и, показав лешему палец вверх, эффектно подытожил: – Он нам щас папоротник распустит!

Как обычно, эффектность от Пандоры срикошетила:

– Да он вроде бы и так довольно пышненький, зачем еще-то? – спросила та, нахмурившись.

Пень многое бы отдал, чтобы перевести тему, но наследник патриарха никогда не сдавался:

– Ты не поняла! Не в смысле пышнее, а цвести заставит! Очень красиво, между прочим.

Хмурый лобик сменился по-маминому выгнутой бровью. Только скепсиса для веры в себя лешему и не хватало, конечно.

– Вообще-то папоротники не цветут. Совсем. Они размножаются спорами, мы это еще в седьмом классе проходили, – выдала девочка.

Ганбата бодро закивал:

– Конечно, спорами! Потому что цвести ленятся и требуют особых условий: если так размножаться – никогда не размножишься, понятное дело. Но Сашка щас конкретно этого переубедит, и сама посмотришь, как это красиво!

Бровь не опустилась. Напротив, скорее задралась еще выше, а самого опекуна с ног до головы смерили оценивающим и ни капли не вдохновляющим взглядом.

– Предположим. Но, мне кажется, речь все-таки о другом. Папоротники не цветут, – продолжала упорствовать девочка. Но после Сайонджи Ганбата такое и вовсе воспринимать перестал:

– Вот сейчас и узнаем! А пока – как насчет блинчиков? Эти, с мягким сыром и рыбой, должны быть ну очень вкусными…

То ли прогулка по Лесу и по его адекватному аналогу разыграли аппетит Пандоры, то ли та просто ни на йоту не верила в их затею, но на ужин переключилась быстро, перестав сверлить лешего взглядом. Тот, словно только этого и ждал, как был в костюме, сел на землю перед папоротником и, закрыв глаза, приготовился.

– Ну здравствуй, найденыш, – зашелестело в сознании. – Неужто взаправду надеешься, будто я раньше срока зацвету?

– Да, – кивнул Пень.

– Сегодня? С ума сошел? – негодующе закачались листья папоротника. – Стоило один раз позволить узреть – и нате, пожалуйста: на шею сел и ножки свесил. Это кто ж тебе такую ересь в голову вложил? Или сам удумал?