Дора в свои неполные шестнадцать видела много интересного, странного, убийственно красивого и просто красивого, но подобного – ни разу. Да, папоротник определенно цвел, но с обычным цветением это имело столько же общего, как ее отец с правилами этикета британской королевской семьи. Никаких пестиков или тычинок, просто буквально из ниоткуда над центром кустика появилось огненно-ультрамариновое сияние в форме чего-то округло-вытянутого, с, кажется, лепестками, умудрявшимися напоминать оленьи рога. По крайней мере, раскрылись они словно лепестки, залив всю полянку удивительной смесью бликов от диско-шара, ореола люминесцентного планктона и дорогущего салюта. Мозг Пандоры лихорадочно боролся с увиденным, пытаясь объяснить, рационализировать происходящее, но она не могла даже определиться с цветом. Абсолютно золотое свечение, красное, как дорогущий томат, и в то же время синеющее хорошо заваренным чаем анчаном с вкраплениями серебряной бронзы. Все это великолепие одномоментно жгло глаза и еле тлело, пульсировало, разрывалось, танцевало и застывало на месте, обманывая все органы чувств разом, как злостный неплательщик алиментов – зеленого судебного пристава. Ганбата радостно смеялся; Дора и сама чувствовала, как по лицу непонятно с чего начинает ползти улыбка, но помешать ей не могла. Бросив взгляд на опекуна, удивилась еще больше. Вместо ожидаемого торжества, бахвальства или снисходительной вежливости на его лице застыла практически незнакомая гамма эмоций: восторженная растерянность, робость и в то же время шаловливое ехидство истинного прохиндея. Он опять казался моложе и живее, а перехватив ее взгляд, свой и вовсе отвел. Смутился! Словно в каком-нибудь романтическом фильме, не хватало только дождя и неловких соприкосновений рукавами. Свет папоротника словно срывал личины, легкими полутенями обнажая самую суть. Удивительно изменился и Ганбата. Дора смотрела на него, понимая, что вот-вот, буквально с секунды на секунду, осознает важное, главное, без чего дальше никак нельзя…
И вдруг их обдало сильнейшим теплым ветром откуда-то сверху и раздался крик, почему-то вызвавший ассоциации с гарпиями, которых Пандора ни разу в жизни не видела. Еще через мгновение опекун вжал их с Ганбатой в землю, прикрыв собой. Место, где они до этого стояли, залило уже всамделишным огнем, и Доре то ли показалось, то ли она и вправду услышала в исполнении лешего: «Вот стерва!»
А неподалеку, в интернате АСИМ, в ту же секунду диким ором завыла сирена.
В молодости, по ощущениям бывшей всего пару недель назад, Кирилл часто шутил над бубнильщиками, которых словно специально отбирали для объявлений. В АСИМ определенно учли эту досадную традицию, и текст читала диктор с отвратительным, отпечатывающимся на подкорке голосом, принадлежащим не иначе как родной дочери бормашины и забуксовавшего на стекле асфальтоукладчика. Если на детей всегда нападали под подобный саундтрек, Бляблин отлично понимал, почему местные старались любой ценой их спасти. Практически одновременно со звуковым оповещением принялся вибрировать и телефон, на экране которого высветились ФИО пострадавших, информация о злоумышленнике и кнопка, жамкнув на которую можно было открыть карту местности с обозначением места происшествия. Точнее, так сквозь зубы пояснил Баранов, поспешно натягивая кроссы, потому что Кирилла на карту не хватило: он обомлел еще на первых строках сообщения.
Феникс?! На Пандору с наследником патриарха?! И на месте заодно сынок Зеленого Князя?! Тянуло на суицид, но Бляблин, как и АСИМовское приложение, категорически не мог сообразить, чей именно. Жар-Птица же бессмертная? Но Пень тоже не лыком шит, да и дети как-никак при Альме Диановне…