Одаренная девочка и так себе каникулы

Ночка у Богдана Ивановича выдалась интересная. Промок начисто, обзавелся голой женщиной в своей постели, отправил секретаря за градусником в два часа ночи, стоило тому вернуться – оставил следить за русалкой с бокалом в руках и парящим вином перед ней, а сам бодрым сайгаком метнулся на крышу, выломав там дверь, ибо другого места без жучков и свидетелей в собственном небоскребе придумать не смог – и все это дабы буквально еще минут пять пообщаться по телефону с несовершеннолетней советчицей. Обратно спускался тоже поспешно, ощущая себя тем самым утопающим, схватившимся за соломинку, – больно уж невероятно звучали слова девочки: «В нормальных обстоятельствах я бы так делать не стала. Но вы папа Ганбаты, поэтому надеюсь на вашу честность. Заберете из верхнего ящика своего стола, положите ей под подушку, а когда станет лучше – вернете обратно, и всё. И ни в коем случае никому ни слова, понятно? Я очень рискую».

Ничегошеньки не было понятно, но кивал патриарх как мог уверенно.

Кабинет заперт, никто не входил – охрана, до этого наблюдавшая за бодрой борьбой начальства с чердачной дверью, в сем клялась и божилась. Не зная, чего ждать, Богдан Иванович бодро прошел к собственному столу, выдвинул ящик, заглянул внутрь и молниеносно его закрыл. Открыл снова.

На стопке визиток и самоклеящихся бумажек для записи ненавязчиво покоился кинжал-шейник в грубых кожаных ножнах. И если память патриарха не подводила, раньше он принадлежал Марго.

Вернувшись в свои покои, вампир застал несколько пугающую картину: Татьяна металась в постели, что-то шепча, а подле нее на складном стульчике восседал тщательно бдящий Марат. Стоило патриарху войти, как тот тут же вскочил и отрапортовал:

– За сорок два, если верить электронному градуснику. На ртутном делений столько же, больше оба показать не в силах.

– Это опасно? – уточнил Богдан Иванович, пытаясь вспомнить норму. В голове почему-то засели сто двадцать и восемьдесят.

– Для человека – смертельно. Для русалок – понятия не имею: несмотря на весь прошлый опыт, наблюдаю подобное впервые. А еще она начала бредить: несколько раз чуть не покалечилась, пытаясь отмахнуться от некой бабки Марты.

Легче не становилось, и патриарх коротко скомандовал:

– Отвернитесь.

Секретарь подчинился, и начальник быстро положил под подушку Татьяны кинжал сестры, после чего недоуменно спросил:

– А это чье?

На прикроватной тумбочке со стороны русалки лежал простой мужской перстень, который – и в сем Богдан Иванович мог поклясться – он видел впервые.

– Я принес, на всякий случай. Думал, вдруг поможет, – не улучшил ситуацию Марат, но, заметив, как Татьяна постепенно расслабилась и присмирела, наклонился к уху начальства:

– Что вы сделали?

– Понятия не имею, – честно ответил патриарх.

– Опять волшебное дерево подсказало? – шепотом осведомился подчиненный, уповая на затруднявшую чтение по губам полутьму.

– Нет. В этот раз меня консультировала школьница, – отплатил ему за перстень руководитель.

– Понял, – чуть поклонился Марат и внезапно добавил, кивнув на тумбочку: – Пожалуйста, не убирайте. В конце концов, тоже хаотичная природа, вдруг поможет. Надеюсь, с ней будет все в порядке.

Богдан Иванович внимательно посмотрел на своего секретаря.

– Вы ничего не хотите мне сказать?

– Хочу. Но не сегодня. Удачи, – отчеканил тот, поспешно собрал вещи и покинул квартиру. Патриарх с русалкой снова остались одни.

Усевшись на все тот же складной стул, стойко перенесший Марата, вампир уставился в одну точку. Насколько он помнил, изначально весь сыр-бор разыгрался из-за кинжала, который новая подруга сына неизвестным и крайне подозрительным способом просто подложила в его собственный письменный стол, под изустное обещание вернуть, и почему-то Богдану Ивановичу четко представлялось: оное лучше сдержать. Возможно, из-за автоматически всплывавшего вопроса, чего же еще может сие дитя подложить в твой собственный стол…

Внезапно русалка открыла глаза, приподнялась на локтях, в панике озираясь, но, завидев его, столь же внезапно расплылась в улыбке – теплой, мягкой и доброй, в общем, совершенно ей не свойственной. Патриарх забеспокоился.

– Как вы себя чувствуете?

Она хихикнула, чем напугала его еще больше.

– Опять робеешь? Дай угадаю, меланхолил?

Ну, по большей части так оно и было, но Богдану Ивановичу явственно чудилось: речь они вели о совершенно разных вещах.

– Вы какое-то время провели без сознания и буквально горели, я беспокоился.

– Правда? – удивилась она, садясь, и, внезапно вскрикнув, прикрыла грудь. – Ой, а где моя ночная рубашка?

Патриарх, не понимая уже вообще ничего, протянул ей брошенную неподалеку пижаму.

– Хм, китайская? – удивленно повертела шелк в руках Татьяна, надевая. – В любом случае зря беспокоишься: я чувствую себя уже намного лучше и полна сил! Можем возвращаться. Если честно, такие огромные окна даже как-то пугают, никакой приватности. Сразу видно – больница… – продолжила она, покосившись на панорамные окна.

– Это не больница. Это мой дом, – решился мягко напомнить вампир, чем вызвал очередную волну недоумения: