Одержимые войной. Доля

Ярость овладела Гришей. Испытав прилив неведомых прежде ощущений и чувств, внутренне преображённый, он оказался в противоречии с жизнью, которой продолжал жить по инерции, не имея сил для её преодоления. Простившись с Таней, срочно, по вызову выехавшей домой и взявшей с него твёрдое слово, что встретятся они в следующий раз только тогда, когда он разберётся в отношениях с женщинами, прекратит прибыльный, но нечистый бизнес и начнёт готовиться к возвращению в музыку, Гриша сразу оказался втянут в целую череду мелких событий, прямо противоположных его намерениям. Глизер потребовал срочно провести через МИД небольшую группу, и Гриша не смог отказать. Разговор с женой не получился ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю… Придя с вокзала за полночь, он увидел, что домашние спят, и прокрался на кухню спокойно попить чаю и тихо, никого не будя, лечь спать в кабинете. Одна из трёх комнат квартиры не стала ни детской, ни общей, а получила статус, возможно, временный, кабинета, прочно закрепившись за старшим мужчиной в доме. Маленький Борька обходился уголком в родительской комнате, его бабушке всегда доставало одной – и пока был жив Эдвард Николаевич, занимавшийся в кабинете чтением, написанием немногочисленных статей, разбором корреспонденции, общаясь с посетителями, и, тем более теперь, когда вдова старательно избегала лишних визитов в кабинет, где всё напоминало мужа. Настя не претендовала на отдельную комнату в мужниной квартире, правда, изредка кривила лицо, когда Гриша заявлял, что ему нужно поработать в кабинете. В общем, эта комната целиком закрепилась за ним, можно сказать, по праву наследования. На большом письменном столе сталинских времён стояла фотография Эдварда Берга, по стенам тянулись книжные полки, в основном с медицинской литературой. Ею после смерти хозяина никто не пользовался, но избавиться не решались. Часть книг были Гриши. В углу под массивным бра стоял добротный немецкий раскладной диван. На нём в последнее время всё чаще почивал Гриша, предпочитая спать отдельно от супруги. В свои апартаменты он и проследовал со стаканом горячего чая в подстаканнике, предвкушая час перед сном в уютном одиночестве, когда можно поразмыслить и отдохнуть от суеты дня. Но едва он устроился за столом перед раскрытым томиком Томаса Манна, как дверь отворилась и, кутаясь в халат, вошла мама. Редкий случай!

– Явился, гулёна-иванна! – недовольно произнесла она сонным голосом и сообщила:

– Тебя уже с пожарниками ищут.

– Кто? – почему-то испугался Гриша.

– Твой Глизер телефоны все оборвал. Какой-то мужчина звонил два раза, не представляясь. Игорёк заходил, спрашивал. Ещё Верка была, посидела, мы поболтали, всё надеялась тебя дождаться, да так и ушла.

– А что ей-то надо было, не сказала?

– Как не сказать! Сказала. На свадьбу приглашает. А ты, братец, вовремя придти не мог, чтоб новость от неё самому услышать. Эх ты!

– А что Глизер?

– Я там записала. Возьми записку-то, под зеркалом в прихожей. А я спать пойду. Мне рано вставать.

– Мне тоже, – зачем-то буркнул Григорий и немедленно получил в ответ вполне естественное из уст матери:

– Знаю я твои дела. Ладно. Не рассиживайся слишком, сова.