— Вера Борисовна, мне «скорую» нужно вызвать.
— Ты можешь сказать, что случилось?
Дорка шепотом, чтобы никто не расслышал, быстро затараторила: наш бывший директор вернулся из тюрьмы, не знаю почему, прямиком ко мне, и я его перекормила.
Вера Борисовна усмехнулась: знакомое дело. Идём, у тебя марганцовка есть? Или соль? Посмотрим, может, без врачей управимся.
— Здравствуйте, Алексей Михайлович, меня зовут Вера Борисовна, я ваша коллега. Болезнь ваша мне лично знакома, я через неё прошла ещё в 44-м, когда вышла из катакомб. Все мы тогда разошлись, ну и получили по полной. Только давайте договоримся, никаких стеснений, все свои.
Все выполняли чётко указания Веры Борисовны, даже соседка с Греческой помогала женщинам, безропотно перенося неудобства — постоянно занятый туалет. Алексею Михайловичу было настолько плохо, что он даже не сопротивлялся. Больному полегчало только к утру, и Вера Борисовна ушла в магазин, а Дорка отмывала всю квартиру.
Так Алексей Михайлович на правах больного остался у Дорки в непонятном статусе. Она ухаживала за ним, как за малым ребёнком, варила супчики и кашки, вечером приодевшаяся парочка шла в город гулять. Алексей Михайлович сопровождал Дорку по её делам, иногда и сам относил сумки, пока она готовила обед. Постепенно она узнала, за что его арестовали, как он отбывал срок. Только о том, что его жена отказалась от него еще до вынесения решения суда, он умолчал. Ненаглядная Лялечка сразу после этого развелась, фактически лишила его жилой площади. А нет прописки — нет работы. Дорке же он наплёл, что сам не хочет возвращаться к бывшей жене, даже видеть её не хочет. Пришлось Дорке обратиться сначала к Жанночке, потом к Леониду Павловичу помочь её бывшему директору с пропиской и устройством на работу. Через месяц его прописали у Дорки и устроили на базу рабочим. Но сыну Дорка никак не решалась сообщить об Алексее Михайловиче. Она хорошо запомнила, как, ещё будучи маленьким мальчиком, он отреагировал на арест директора: «Я так и знал, что этот гад когда-нибудь попадётся».
Да и Алексей Михайлович, когда Дорка уезжала в выходной навестить сына, просил не говорить о нем, потом, выждем немного. В это лето Дорка впервые попросилась в отпуск. Ей по должности полагалось две недели, до этого она всегда брала компенсацию за неиспользуемый отпуск. Денег, чтобы ездить на какой-то курорт, не было, и Дорка с Алексеем Михайловичем уехали на Турунчук к матери Надеждиной квартирантки в деревню, молочка попить от коровки, рыбки половить, поплавать. Дорка никогда никуда из Одессы за всю свою жизнь не уезжала и как ребёнок радовалась, собираясь в дорогу. В магазине женщины, глядя на Дорку, переглядывались, подмигивали друг-другу:
— А наша мама Дора как расцвела, похорошела как и уезжает в свадебное путешествие, не иначе.
Ранним утром, когда дворники ещё поливают улицы, Дорка с Алексеем Михайловичем доехали на трамвае к Привозу. У каждого в руках было по тяжеленной сумке и авоське. Алексей Михайлович чертыхался, но тащил и Дорке помогал. У Привоза они еле нашли грузовик, возвращающийся в Беляевку. Водитель в кузове собирал свой урожай, разбросанные по кузову яблоки, сливы: еле довез, набились бабы, как селёдки, думают, что это им паровоз. Счас две тётки вернутся, и поедем, угощайтесь, он протянул лопнувшее яблочко: белый налив, кушайте, я протёр его. А вам докудова?
— Мы в Беляевку, на недельку.
— А до кого? — всё выспрашивай любознательный водитель.
— К Варваре Никитичне Кравченко, знаете такую?
— А как же, у Никитичны лучшее масло и сметана, она не химичит, как другие. А чего к бабе Варе?
— Так сами говорите, что она не химичит, как другие.
— Ну, так-то оно так, да я могу вас до своих пристроить.
— Спасибо, но мы уже сговорились и нас ждут.
— А вас как звать?
— Меня Дора Моисеевна.
— А мужа вашего?
— Алексей Михайлович.
— Тёзка мой, я Лёшка. Что это он у вас такой смурной?
— После войны болеет сильно, не до разговоров ему.
— Понятно, так вы залазьте уже, под кабиной устраивайтесь, там не так дуть будет. А я тётку с больным дитем в кабину должен посадить, она его на Куяльник таскает, счас увидите.
Дорка радовалась этому разговорчивому пареньку и тому, что не нужно сидеть рядом с Алексеем Михайловичем и молчать, молчать.
Неделя пролетела быстро, повезло с погодой. Бывают такие дни, когда кажется, что так будет всегда, всю жизнь, и не заявится непогода, ненастье. Никогда раньше Дорка не бывала в таких красивых местах. Громадные вербы свешивали свои ветви до самой воды и, казалось, специально полощат их ласково, как бы заигрывая с рекой. Дорка часами наблюдала за этой игрой, лёжа на берегу в Любови Николаевны купальнике, загорала, плавать она не умела. Зато Алексей Михайлович уплывал по речке далеко, сначала она переживала, когда тот скрывался из виду, но через некоторое время он появлялся со стороны тропинки, шедшей вдоль реки, и приносил желтые кувшинки и белые лилии. Цветы моментально увядали, ей было жаль их. Пусть бы себе росли, но ему она ничего не говорила.