Одевая эпоху

В эпоху, к которой относится мой рассказ, я решил побаловать себя и завел палубный пассажбот[172]

. Я заказал его в Мезон-Лаф-фите, потому что так посоветовал Луи Сю, превосходный архитектор и мой большой друг. Он отправился вместе со мной в первое плавание, отнюдь не такое простое, как можно подумать: оно началось в Мезон-Лаффите, а должно было закончиться в Бретани, в маленьком порту близ Лориана. Я должен дать кое-какие пояснения. Сначала мы поднялись по Сене до Сен-Мамма, где нас взяла на буксир плоскодонка, специально вызванная из Аркашона. Оба наших суденышка имели осадку не более чем в тридцать сантиметров, так что мы могли причалить где угодно. От Сен-Мамма мы шли по каналу до Орлеана и вскоре оказались на Луаре, которая в том году была судоходной. Там я взял лоцмана, потому что нельзя плавать по этой реке, не имея опыта, и мы короткими переходами двинулись дальше, делая остановки всюду, где нам хотелось. Никогда еще путешествие не казалось мне таким умиротворяющим. Я стоял на палубе и играл на аккордеоне, любуясь длинными рядами тополей, росших по берегам несколько однообразных, но таких уютных и приветливых каналов. В окрестностях Шинона, Бургея и Вувре наши трюмы наполнялись вином. Затем мимо нас потянулись солнечные склоны Сомюра, Анжу и Удона, царство мюскаде[173]

, но к тому времени, когда мы бросили якорь в Нанте, запасов в трюмах сильно поубавилось.

Во Франции такое изобилие вкусной еды, что в каждом уголке можно разжиться местными лакомствами: в Мане – пулярками[174]

, в Туре – паштетом, в Вувре – сосисками и так далее. Далее мы пошли по каналу Нант-Брест, затем по Блаве добрались до Пор-Лун. Там я выждал какое-то время и однажды утром, еще до рассвета, поднял якорь и вышел в море. Был, что называется, «мертвый штиль», и вода поблескивала в лунном свете. Я заходил во все бухточки бретонского побережья, какие открывались по правому борту.

Я увидел живописное устье реки Кемперле, затем Пульдю, затем порт Дуэллан и остановился в красивейшем уголке Бретани, где не ступала нога путешественника, куда не заезжал ни один автомобиль. Там я чудесно отдохнул. У меня была парусная лодка, и я рыбачил, а моя кухарка, приехавшая из Парижа, отлично справлялась со всем, что мне удавалось наловить. Мы жили как в сказке. Сегонзак, Буссенго, Сю, Жакоб – все мои друзья гостили у меня на этой лодке под названием «Бродяга». Вечерами, после ужина, мы подолгу беседовали об искусстве и литературе, за стаканчиком кальвадоса[175]

лучших марок и утверждались в наших представлениях о красоте. Я удивлялся, видя, что художники вовсе не спешат браться за кисть, и мне казалось странным, что они не торопятся дать волю своему таланту. Будь у меня такое дарование и мастерство, я расписал бы пейзажами все стены и двери. Сколько энергии я ощущал в себе тогда, какое неистовое желание работать, созидать! Никто не мог со мной сравниться в этом отношении.

Ночью я видел, как рыбацкие баркасы под большими коричневыми парусами в тишине проплывают вдоль моего борта, направляясь в море. Иногда я уходил вместе с рыбаками. Однажды утром, когда дул попутный ветер, я поднял парус на моей лодке и взял курс на остров Груа. По пути меня со всех сторон окружили морские птицы, и я как будто оказался внутри вольера. Матрос сказал, что прямо под нами – косяк рыбы. И в самом деле, забросив удочки, я за полчаса вытащил сотню макрелей. Когда мы достигли Груа, налетел шквал, и я понял: будет буря, и сегодня нам не вернуться назад. Я спросил матроса, есть ли у него деньги. У матроса денег не было, у меня – тоже, потому что в тот день я слишком спешил выйти в море. Однако нам предстояло заночевать на острове. Я положил всю наловленную рыбу в корзину и стал обходить дома, предлагая купить ее. На следующий день я захотел вернуться на борт, но буря еще свирепствовала, и по пути в Пульдю я потерял мачту. Эти часы, проведенные наедине с природой, отданные здоровым удовольствиям, мне дороже, чем какие-либо другие впечатления молодости. Вот почему мне хотелось рассказать о них. Надеюсь, вы простите меня за это.

С наступлением осени я ставил лодку на прикол в Бретани, но иногда возвращался и среди зимы, приезжал с друзьями на два-три дня поохотиться на морских птиц. Вернувшись, я отдавал добытую дичь и наловленную рыбу в столовую для своих сотрудников, с которыми поддерживал самые дружеские отношения. Я очень любил свой персонал и постоянно думал, как улучшить его положение. Когда я был в Америке, то с большим вниманием изучал все, что промышленники в крупных городах старались сделать для своих рядовых служащих. Для них устраивались ванные комнаты, залы отдыха, библиотеки, танцевальные залы, фонографы, кресла-качалки на крышах, чтобы можно было отдыхать в жару. Увидев все эти новшества и удобства, я стал размышлять над тем, как бы создать нечто похожее для персонала большого модного дома.