Одежда ныряльщика лежит пуста

– Пунктик? Не надо меня подозревать в пунктиках. Я просто говорю, как есть.

– Ага, – хмыкает Хейзел и подмигивает тебе.

– Я все вижу, – замечает Саманта. – Хорошо, в нашем городе жили одинаково красивые сестры-двойняшки, – с улыбкой продолжает она.

– А они были однояйцовыми или разнояйцовыми… или как там, дизиготными?

– По-моему, разнояйцовыми.

Ты сдвигаешься на край скамейки, размышляя, получится ли у тебя выскочить за дверь так быстро, чтобы тебя не догнали. Саманта скоро тебя узнает.

– Давай, расскажи ей до конца, – говорит Хейзел. – Кстати, я почти закончила. Простите, что заставила вас ждать, но рисунок уж очень меня захватил.

– Ничего страшного, – отвечает Саманта, снова поворачиваясь к тебе с блеском в глазах. – Дело было месяца два назад. Я – медсестра в больнице, и мне выпало дежурить, когда одна из сестер рожала – роды тяжелые, без обезболивания. Она настояла, чтобы все было естественно, представляете? У нее рождается прелестная девочка с носиком, как у Клеопатры.

Ты вздрагиваешь. Напряженно смотришь на выход из комнаты. Тебе нужно бежать.

– По-моему, я ее вижу, – восклицаешь ты.

– Кого? – спрашивает Хейзел.

– Пропавшую женщину. Я видела, как она прошла мимо. Если вы не против, я ее догоню.

– Идите! Найдите ее! – восклицает Саманта. – Мы вас догоним.

Ты быстро выходишь из комнаты и, скрывшись из виду, переходишь на бег. Ты слышишь собственное дыхание. Завернув за угол, ты налетаешь на прохожих и извиняешься, не останавливаясь. Оборачиваешься посмотреть, нет ли сзади Хейзел с Самантой. Тебе кажется, что ты их видишь. Ты ныряешь под лестницу, чтобы спрятаться. По лестнице кто-то спускается. Ты бежишь дальше. Вспоминаешь сестру. Вспоминаешь малышку. Вспоминаешь, как медсестра, которую, как ты теперь знаешь, зовут Самантой, протянула ее тебе, но вмешалась сестра. Она забрала малышку у Саманты и начала неловко ее укачивать.

Ты натянула на голову простыню, закрыв лицо. И лежала так, пока Саманта осторожно не стянула ее тебе до плеч. «Ох, милая, – сказала она. – Здесь же не морг».

Ты бежишь по узкому проходу с маленькими дверями в стенах. Над тобой болтается выстиранное белье. Ты слышишь плач младенца, и как кто-то играет на арабской лютне. Пахнет мочой.

Рожавшие подруги предупреждали тебя, что на третий день после родов твое тело переполнит гормонами и ты превратишься в плаксивую размазню. Ты надеялась этого избежать. Ты считала, что у тебя будет по-другому, потому что ребенок был не твой собственный. Но все оказалось только хуже.

Ты бежишь все быстрее, прилагая больше усилий.

Через неделю после родов тебя навестила сестра. Она позвонила в дверь. Она никогда раньше не звонила тебе в дверь. Обычно она в нее стучала или открывала ключом. Она знала, где ты прятала ключ: под банкой из-под краски рядом с мусорным баком.

Ты открыла дверь.

– Что, ты без дочки?

– Она с няней.

Ты сказала ей, что будешь рада посидеть с малышкой всегда, когда будешь свободна, и напомнила, что до сих пор виделась с ней меньше, чем рассчитывала.

– Присядем? – спросила сестра, стоя на пороге.

– Конечно, – ответила ты, и она вошла и села за кухонный стол. Ты приготовила чай на вас обеих. Ты боялась, что она скажет тебе, что малышка больна, что она умирает. В появлении сестры на твоем пороге было что-то тревожное.

– Я тебя люблю, – сказала она.

– Я тоже тебя люблю, – ответила ты. Твое беспокойство росло. Вы редко говорили друг другу такие вещи. Что с ребенком?

– Я не хочу, чтобы ты приняла то, что я тебе сейчас скажу, близко к сердцу.

– Хорошо, – ответила ты, с трудом сглотнув. Значит, она скажет что-то такое, что ты будешь вынуждена принять близко к сердцу.

– У тебя есть что-то покрепче чая?

– Типа кофе?

– Нет, типа водки.

Ты налила сестре водки с тоником.

– У меня есть свежие лаймы из соседского сада, – сказала ты, чтобы нарушить молчание.

– И так сойдет.

Ты поставила бокал перед сестрой.

– Я изменяю мужу, – сказала она.

– Ничего себе, – произнесла ты, думая: «Слава богу, это не про ребенка». – И как долго?

– Уже пять месяцев.

– Конечно, ваши трудности с зачатием… Уверена, что все усложнилось. Может быть, вам с Дрю стоит сходить к семейному психологу?

– Все действительно усложнилось.

Ты пробегаешь через крошечный двор, где мальчишки играют в футбол. Почти падаешь, споткнувшись о мяч. Продолжаешь бежать, и вслед тебе несется мальчишеский хохот.

Сестра попросила налить еще. Ты налила. На этот раз надев на край бокала ломтик лайма.

– Кто он?

– Об этом я и пришла с тобой поговорить.

Сестра принялась ходить туда-сюда. Вышла на террасу и зашла обратно.

– Я не могу этого сделать.

– Не можешь сделать что?

– Это он, – ответила она. Ты проследила за ее взглядом. Она смотрела на носки твоего мужа. У того была привычка снимать их, когда он читал на диване, и оставлять на полу.

– Кто?

Сестра не ответила.

– Кто? – спросила ты, на этот раз громче.

– Мне так жаль, – ответила она, глядя на носки.

Ты бежишь быстрее. Сердце колотится у тебя в ушах. Сандалии скользят по булыжникам.