Один

Действительно классическая фраза, что «Пушкин не читал Достоевского и как-то жил». Я расстраивался не из-за того, что они не знают. Я расстраивался из-за того, что они не очень хотят знать, судя по всему. А так узнают, конечно. Несколько человек, у которых есть живая жажда и живое честолюбие, которое я тоже считаю очень важной вещью — они вполне перспективные. И у них есть желание спорить. Я не люблю, когда соглашаются. Я люблю, когда начинают подлавливать.

«Вечер добрый. Вопрос у меня касается такой темы: возможно ли считать Лолиту виновницей случившегося? По мне, она глупейшая, экстравагантная и вульгарная девушка, — всё правда, вульгарная, — которая от нечего делать не только потакала, но и частично желала ухаживаний Гумберта». Конечно, желала.

Я напоминаю вам, что «Лолита» (в моей концепции, во всяком случае) — это один из трёх романов о русской революции наряду с «Доктором Живаго» и «Тихим Доном». История о рождении мёртвого ребёнка, о родственном растлении в отрочестве — сюжет абсолютно один и тот же в трёх текстах, и неслучайно Набоков положил их в послесловии к роману. Да, народ тоже виноват в том, что интеллигенция его подтолкнула к некоторым вещам. И народ этого очень даже желал, никто не снимает ответственности. Помните: «Дорогие друзья, присяжные заседатели: я даже не был её первым любовником!»

Но вспомните то, что там говорится о Лолите, когда он её вспоминает; вспомните беспомощное выражение её лица, когда она смотрится в зеркало в ванной; вспомните, когда она говорит подруге: «Самое страшное в смерти, что остаёшься совсем один», — и вы поймёте, что он лишил этого ребёнка детства, лишил всего, что должно быть у нормальной девочки. У неё была, конечно, не очень хорошая мать, но то, что с ней произошло после этого — это чудовищно. Ну, о чём вы говорите?

Кстати, мне тут прислали замечательную пьесу про Гумберта. Не знаю, могу ли я разглашать факт её существования. Тема волнует людей очень сильно.

«Что вы думаете о Мураками?» Я не очень много о нём думаю, честно говоря. Не мой литератор. Хотя талантливый, конечно.

«Здравствуйте. Галина, педиатр, мать двоих мальчиков восьми и девяти лет, — привет, Галина. — Раньше преданно и беззаветно любила страну и гордилась ею, но последние пять-семь лет нарастает опустошение и исчезает эта любовь. Стала понимать, что наша история, начиная с Первой мировой, не такая однозначная. От той ситуации, которая складывается сегодня — разница между официозом и действительностью, чудовищное неуважение государства к личности, — мне просто стыдно. Очень обидно за народ. Появляется, к удивлению, чувство жалости, сострадания к нему. Я переживаю за будущее моих мальчиков в России. Для себя я нашла выход — ушла в профессию. Вопрос: нужно ли для становления цельной личности воспитывать патриотизм и любовь к Родине в своих детях? Может, нужно просто быть хорошим человеком и хорошо делать своё дело?»

Хорошо делать своё дело — не поможет. Уйти в профессию нельзя. Есть профессии, которые нужны при любой власти, но от врача всё-таки требуется моральность. Когда происходит аморальность на глазах, тут полезно задуматься. Врач обязан помогать всем, но некоторым он обязан при этом ещё и говорить: «Иди и впредь не греши», — так мне кажется.

Что касается того, надо ли воспитывать патриотизм. Я думаю, что патриотизм должен быть именно состраданием, прежде всего. Нужно прекратить эту постоянную вакханалию гордости и самоупоения. А сострадание нужно, безусловно. Если России не сострадать, то для чего же в ней жить? И есть за что сострадать на самом деле. Есть очень много достойного и прекрасного в России. Мы скоро всё это увидим. Я понимаю, что сейчас очень трудно, потому что сейчас как-то на виду, на поверхности плавает очень много того, что обычно плавает на поверхности — мусора всякого, пены. Но это не суть России. Глубинные тихие её воды по-прежнему чисты, и в этом сомневаться невозможно.

«Что Вы думаете о „Дюне“ Фрэнка Герберта?» Митя, дорогой, ровно то же, что и вы: что мир придуман хороший, а язык неинтересный. Фрэнк Герберт — очень хороший писатель. Но, видите ли, если сравнить фильм Линча «Дюна» с романом, то становится видно, что изобретательности у Линча больше всё равно. Потому и получилась неудачной картина, мне кажется, что глубокого, настоящего психологизма, настоящего человеческого сюжета там нет. Это слишком фэнтези, конечно.

«Вопрос о синтезе поэзии и прозы. Кто после Андрея Белого в этом преуспел: Бунин, Пастернак или кто-то ещё?»

Паустовского можно было бы назвать, Грина. Ну, Паустовского — в меньшей степени, Грина — в большей. Но если говорить о технической стороне вопроса, то больше всего, конечно, Маркес в «Осени патриарха», мне кажется, потому что это действительно проза той плотности… Если прочитать «Проблемы стихотворного языка» Тынянова, это проблемы стихового ряда, его тесноты. Этого добивается, на мой взгляд, наиболее успешно Маркес и вообще латиноамериканская проза. Астуриас, конечно, да.