Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

Поэтому Сириска и еще две служанки бегают между скамьями, разнося тарелки, отбиваясь от тянущихся к ним рук и обмениваясь несмешными остротами и приветствиями с постоянными клиентами. Не случайно грубые попытки привлечь внимание противоположного пола по-латински называют taberna blandita: подвыпившие посетители «Девятого столба» так же не способны придумать изящную латинскую эпиграмму, как их собеседницы – оценить ее по достоинству. Таверны имеют репутацию довольно грубых заведений для приземленных людей, а «Девятый столб» делает все возможное, чтобы этой репутации соответствовать.

Поэт Флор Адриану:Цезарем быть не желаю,По британцам всяким шляться,

По [германцам] укрываться,От снегов страдая скифских.Ответ Адриана:Флором быть я не желаю,

По трактирам всяким шляться,По харчевням укрываться,От клопов страдая круглых.Авторы жизнеописаний Августов. «Жизнеописание Адриана», 16[46]

Предлагая посетителям утку, в таверне и так нарушают грань допустимого. Не в меру щепетильный император Тиберий запретил продавать какую-либо еду в заведениях, в которых продают напитки; впрочем, император Нерон (сам завсегдатай подобных кабаков) разрешил готовить бобы и овощи. Формально эти законы все еще действуют и могут быть применены, если представителям власти кто-то заплатит за излишнюю строгость. Поэтому Копа старается поддерживать хорошие отношения со своими конкурентами – лавкой, которая торгует едой навынос дальше по улице возле храма Кастора и Поллукса. Хотя и трактирщица иногда просит своих самых грубых клиентов намекнуть владелице этой лавки, что может произойти, если эти отношения когда-нибудь разладятся.

Копа пробирается сквозь толпу, то и дело останавливаясь, чтобы пообщаться с завсегдатаями. Вдруг ее чуткий слух выхватывает из общего шума характерный грохочущий звук. Она меняет направление, расталкивая посетителей, словно корабль с зерном, движущийся по неспокойному морю. Двое игроков пристально смотрят на пять игровых костей на столе, которые лежат рядом с кожаным футляром, прямо из которого их и бросили. «Это два», – настаивает один, щурясь, стараясь разглядеть, несмотря на плохое зрение, потертые точки на гранях. «Три», – настаивает его собеседник, и пара, возможно, перешла бы к драке, если бы и того и другого не схватила за шеи крепкая руки Копы.

– Хотите, чтобы мне запретили работать? – рычит раздраженная трактирщица. – Или, по-вашему, сейчас Сатурналии?

Посетители ухмыляются, некоторые громко советуют Копе, что именно она должна сделать с игральными костями. Дипломатично, не обращая внимания на задир, Копа складывает кубики в футляр и прячет его в складках одежды.

– Получите их, когда соберетесь уходить, – сообщает она игрокам. Судя по их грубым плащам с капюшонами, эта пара – вольноотпущенники, а не зажиточные граждане. Отбери она кости навсегда, она не только не получит от них денег сегодня, но и потеряет пару постоянных клиентов.

Копа оставляет кожаный футляр с костями на полке на кухне. Это небольшая жаркая комната. Дверь ее выходит в переулок, который самые отчаянные клиенты зачастую используют в качестве туалета, несмотря на все запреты и наказания. Копа вспоминает пьяную толпу, которая на прошлой неделе пыталась пробраться в переулок через кухню. Один из хулиганов умудрился загореться, когда слишком близко подошел к духовке, где жарились дрозды. Это был настоящий ад, в переполненную комнату то и дело врывались горящие гости, пока персонал боролся с огнем, а некоторые пройдохи пытались под шумок стянуть еду. Иногда Копа жалеет, что не родилась мужчиной. Тогда она могла бы выбрать профессию полегче – например, служить в легионе на Рейне и отражать набеги германцев.

Кстати, о набегах… Копа отправляется посмотреть, не пробрался ли кто на небольшой, окруженный стенами задний двор, чтобы украсть одну из амфор. Эти амфоры сложены у задней стены, там хранится весь имеющийся в таверне запас вина. Каждые несколько часов Копа берет один из этих высоких кувшинов, вынимает пробку и выливает содержимое в сосуд, представляющий собой нечто среднее между небольшим бочонком и огромным кувшином.

Именно из этого сосуда вино разливают посетителям, и на него нанесена надпись: Qui vol, sumat. Oceane, veni bibe («Пусть берет, кто хочет. Океан, приходи и пей!»).