Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Разумеется, и мне не удалось избежать субъективности. Но я старался писать лишь о том, что доподлинно известно, явив читателю «подобие и отпечаток» елизаветинской эпохи, определившей направление шекспировской мысли. Я не смогу рассказать вам о том, как одевался Шекспир или каковы были его гастрономические пристрастия, но я вполне могу судить о том, чем он занимался в 1599 году, какие читал книги, с кем из актеров и драматургов сотрудничал и какие события современности нашли отклик в его произведениях. При этом я не вправе рассуждать о внутренних переживаниях Шекспира: никаких документальных подтверждений им нет, единственное, весьма опосредованное и неточное свидетельство — чувства его персонажей и лирического героя сонетов. И все-таки, я надеюсь, мне удалось отразить повседневную жизнь той эпохи во всей ее непредсказуемости — в исторических сочинениях и биографических трудах, охватывающих значительно более широкий временной промежуток, она очень часто подана размыто. Безусловно, в большом биографическом повествовании невозможно описать каждый год жизни автора (а для тюдоровских времен, когда к тому же происходила смена календаря, сложно определить точные даты). Поэтому я пишу лишь о тех политических и театральных событиях, датировка которых не вызывает сомнений, уделяя меньше места идеям, лишь витавшим в воздухе тех лет и не обретшим своего воплощения. Тем не менее, поскольку Шекспир чутко отзывался на них, совсем обойти их я не могу.

1599-й является центром повествования не только потому, что это время, богатое событиями и очень для Шекспира напряженное. Как неоднократно отмечали многие исследователи, это переломный, решающий год для развития шекспировской драматургии (на счастье, именно о нем сохранилось немало документальных свидетельств).

Я впервые заинтересовался этим вопросом пятнадцать лет назад. Хотя тогда я вел курс о творчестве Шекспира, мое представление о том времени, когда Шекспир написал «Как вам это понравится» и «Гамлета», было весьма неполным. Я не подозревал, к примеру, что летом 1599-го англичане готовились отразить испанское нашествие или о том, почему они воевали в Ирландии, или как яростно цензура боролась с неугодными ей сатирическими пьесами и проповедями. Не знал я и о том, что бестселлером тех лет стал поэтический сборник «Страстный пилигрим», или о том, зачем Шекспир ездил в Стратфорд, в каких книжных лавках и театрах Лондона бывал (раскопки театров Глобус и Роза начались после того, как я начал работать над книгой). Мне было мало известно и о той культуре, которая во времена Шекспира уже отжила свой век, — о католическом прошлом Англии, о вырубке Арденского леса и об упадке рыцарства. Увы, я не был хорошо подкован и с литературной точки зрения. Как и многие другие исследователи, я даже не представлял, насколько тщательно Шекспир работал над текстами, какие изменения в них вносил и как они связаны с его творческими установками. Моему представлению об источниках, вдохновлявших Шекспира, явно не хватало целостности. Одно дело — знать, какие книги читал Шекспир, и совсем другое — какие проповеди он, возможно, слушал в те времена, какие картины видел в Ричмонде и Уайтхолле, где его труппа выступала постоянно.

Решив наверстать упущенное, я активно принялся за дело. К сожалению, изучая работы других шекспироведов, я не сумел найти ответ на вопрос, волновавший меня: как случилось, что в возрасте 35 лет из очень талантливого автора Шекспир превратился в гения? Иными словами, как — всего за один год — ему удалось пройти путь от «Виндзорских насмешниц» до «Гамлета»? В поисках ответа я обратился к архивам, где хранятся книжные сокровища елизаветинской Англии. Это Фолджеровская шекспировская библиотека в Вашингтоне, Библиотека Хантингтона в Сан-Марино (Калифорния), Британская библиотека. Постепенно я прочел все книги, написанные в 1599 году, которые Шекспир только мог держать в руках.

В своей книге я восстановил исторический контекст времени — я пишу о событиях тех лет, основываясь на исторических свидетельствах, — письмах, проповедях, дневниках, записках путешественников, официальных документах, имевших отношение к жизни и творчеству Шекспира. Часть этих источников не опубликована. Из них я узнал, что тогда занимало умы лондонцев. Меня интересовало все — от слухов до фактов: чему верили современники Шекспира, чего опасались и о чем историки впоследствии стали писать как о реально имевшем место. Так родилась эта книга. Благодаря ей я лучше понял Шекспира, и только лишь поэтому игра действительно стоила свеч.