Один соверен другого Августа

– Ну вот и белая бумага вместо белого флага, – вслух прошептал Август не для себя, а для отчета перед неведомым Помощником и Вершителем, – Мы победили.

Это был финиш девятилетнего безостановочного марафона, и это состояние опустошения в конце пути Августу было абсолютно не знакомо. Тело не находило себе места в пространстве: руки жалобно свисали с колен, а ноги порывались снова по привычке куда-то идти. Заслуженная победа пришла неожиданно и легла на стол доступным конвертом письма. И что же теперь с ней делать? И душа, и тело давно привыкли к борьбе, скитаниям и сопротивлению. Даже от страдания можно было получить маленькую порцию сладкого удовлетворения. Но победа?! С ней еще нужно познакомиться! И еще лучше будет подружиться с ней! И сделать это требуется ускоренными темпами, чтобы сохранить аромат ее упоительных плодов. Наверное, так было и у Цезаря после его девятилетней войны с дикими галлами. Проконсул настолько верил в свою победу, что она не могла не прийти. Но время потребовало за нее свою законную жертву. Оно забрало радость упоения этой победой. Если бы она была одержана при первом рискованном штурме, то Август бы испытал бы бешеный восторг при прорыве обороны противника. Длительная осада изматывает обе стороны, и Августу стала до слез близка безмолвная усталость победителя на развалинах только что сдавшейся крепости.

– Да-а-а… – он будто выпустил остатки кислорода, набранного еще девять лет назад при первом погружении в страшную пучину борьбы. Можно выдохнуть и расслабится. Почти полоумно улыбаясь, Август тихо повторил:

– Мы победили.

Что значило это «мы» для него? Дело в том, что Августу частенько казалось, а в последнее время даже верилось, что он не один ведет войну за свое счастье. У него, как и у многих, большую часть времени миролюбивых людей, были друзья, способные к посильной помощи. Однако в данном случае расклад был оригинальней. Кое-кто еще помогал Августу невидимой, но вполне чувствительной рукой. Вот это суммарное «мы» победоносным легионом с гордостью теперь строилось на плацу и ждало от своего оглушенного успехом императора триумфальной речи.

– Хм, если бы Васенька знала, какие из-за нее зрелищные сражения устраивались, ай-я-яй! – вспоминал с блаженной ухмылкой Август годы своей титанической работы. Разжать кольца заморского удава, очаровавшего и сковавшего душу Василисы, одной силой слова было неимоверно трудно. Августу пришлось выучиться на дрессировщика и приручать, прикармливать ее домашнее животное, чтобы однажды оно само ушло в свои джунгли.

Он вышел во двор девятиэтажного пентагона с нераспечатанным письмом. Момент был настолько торжественный, что ему хотелось совершить какой-то таинственный обряд по вскрытию долгожданного послания. Неподалеку сочно зеленело старое кладбище и лучшего места для принятия капитуляции войск генерала Liss и представить было трудно. Август без церемоний направился под свод кладбищенской листвы. Пока он искал удобную скамейку со столиком и соответствующее важности мероприятия представительное лицо кого-нибудь из умерших, то в памяти воскресали минувшие события, а с губ вслух срывались обрывки мемуаристики:

– Да… при Глинянах, например, бойня была… и через неделю, когда меня загнали на самый пик Замковой горы кровожадные мракобесы… и потом, на песке Ланжерона, когда только стихами отмахался от черных полчищ обиды и тоски. А в балке Червоной и на реке Саксагань, в тайге на Ляпине и Нялкъе… Тут вспоминать-неперевспоминать! Помощники нужны! Эх, Василиска, Васька-одалиска, если бы она знала, что целый легион из гениальных небожителей: философов, поэтов, писателей, астрологов, простых ангелов-хранителей; земных жителей – ученых и не очень людей работали в ритме военно-промышленного комплекса. Вооружали меня кто простыми стрелами с наконечниками тупиковых вопросов, а кто ракетами с боеголовками поражающих предложений. И я их то с азартом, то с отчаянием отправлял каждый вечер в темнеющее над собою немое небо. И, видимо, все-таки попал! А вначале это мало походило на молитву. Больше на ультиматум. Со временем уже принимались условия капитуляции Василисы, а в конце этого марафона уже хотелось просто еще хоть раз взглянуть в ее спокойные глаза. Помню, как в приполярной лесотундре в маршруте я топором делал зарубки на лиственницах, оставляя на них вместе с номером и датой отбора пробы клеймо упрямого противника. То есть ее имя – Василиса! Оно было и моим оружием, и надеждой, и целью в войне с другим ее именем – Liss. Ага… погоди, припоминаю одну партизанскую кампанию двухгодичной давности. Неужели сработал детонатор хитрого визита?

Август подумал, что как-то не по-русски будет на сухую отмечать победу и не по-христиански сидеть на кладбище без поминальных напитков. Потому он быстро сгонял в ближайший гастроном и через полчаса сидел с литром пива среди густо заросших могил в окружении внимательных покойников.