Один соверен другого Августа

После этого Август незаметно ушел в темноту. Он напился пива с Катериной и полночи ей рассказывал сказку о Василисе Прекрасной, ставшей шоувуменшей Liss, коварном американском кощее по имени пастор Пито, бродяжем королевиче Августе с шариковой ручкой вместо лука и его долгой эпистолярной стрельбе, которая вызвала такое неожиданное цунами из-за океана.

На следующий день студенты «дружною толпою» направились вдоль берега в Алушту. Август, не спавший до утра, был непривычно молчалив и сосредоточен. Катенька видела эту его метаморфозу и корректно не приставала с вопросами о будущем. Она довольно ясно осознавала – случилось нечто из ряда вон выходящее. И теперь ни Август, ни она не знают, что делать. Нужно просто идти вперед, а там будут новые люди, события, которые все расставят по своим местам. Она была очень понятливой девушкой. Август мысленно благодарил Катю за золотое молчание, но сам периодически поглядывал на ее задумчивый профиль, напоминавший ему древнегреческий миф с сюжетом, похожим на сложившуюся ситуацию. Море шуршало о песок и тихо помогало переворачивать внутри агломераты вопросов, окатанные до галек: «Кого же ты любишь, Август? Кто вам нужен, император? Профиль какой королевы просматривается на лицевой стороне золотого соверена?». Так он и шел со столитровым рюкзаком, как бетономешалка, перекручивая внутри вопросы, и некоторые из них уже истерлись в пыль и превратились в грязь. Август очень хотел увидеть четкий профиль, чтобы не было сожалений в будущем о том, что на соверене оказалась лжекоролева. Ко времени входа в Алушту Катя осталась просто Катериной, реальной и все такой же соблазнительной, с покрасневшим носиком и сочным чебуреком во рту. А Августа всегда манила нереальность.

– Кать, а ты пойдешь со мной?

– Под венеш, шо ли? – озадаченно прошамкал бесхитростный чебурек у Кати во рту. Она улыбалась, и Август понял, что Катерина не бедный, но для него слишком простой клад. Ее сундук стоял открытый, и можно было пересчитать, перещупать, примерять на себя его содержимое. Она стояла раскрытая, такая родная, такая наивная с этим обгоревшим носиком и сползшей бретелькой топика. Что-то новое появилось в ее ужимках и движениях. Какая-то неловкость, что ли? «Что это, – разгадывал новый ребус Август, – неосознанная защитная реакция или женская хитрость: имитация ранения в расчете на жалость? А может, она просто устала после похода и ей хочется в горячую ванну и чистую постель? А я тут уже диагноз поставил по Фрейду».

Венец? Венок в виде венца свить еще надо. А мы пока пойдем за минеральными красками на карьер, как раз через поле, там и попробовать можно.

– Что попробовать? Свить венок?

– Ну, можно и так сказать. Пойдешь?

– О чем разговор. С тобой хоть на край света, – и Катюша, едва вытерев сочный рот салфеткой, взяла Августа за шею и сильно притянула к своим губам. Поцелуй был сытный до объедения. Август все понял: так Катерина просит его не уходить…

Мобильного телефона у Августа не было, и он позвонил домой с переговорного пункта, чтобы предупредить маму о своем завтрашнем прибытии и о насущном желании обжечься ее вкуснейшим борщом.

– Какой борщ, сыночек! Ты лучше валидол купи! Тут такое представление! И Лариске с первого этажа звонят, и Зинке с девятого. Все тебя ищут! Ты, кстати, догадываешься, кто тебя ищет?

– Кто ищет? Откуда, ма? Я чего-то не соображу. Наверное, от горного воздуха и морских ванн мозги функционируют по-другому. Вот приеду домой, вдохну родную атмосферу полной грудью, и красноватая пыль и запах кокса заставят, как говорится, вспомнить все. В общем, устаканится как-то. А сейчас уволь!

– Сыночек, только без стаканов, хорошо? Приезжай скорее!

– Хорошо. Быстро и без стаканов. Знаешь, мама, вкусный борщ на родной кухне – лучший финал любого приключения.

Когда утром следующего дня Август переступил порог родной квартиры, матери дома не было. Не снимая рюкзака, он зашел в свою комнату и беспокойный взгляд тут же по привычке устремился туда, куда все эти годы Август посылал его при входе. В этот раз стол не разочаровал его своей опостылевшей «сервировкой» со стопками прочитанных книг, сыгранных нот, с антикварным глобусом, будто преклоняющийся рядам припыленной канцелярии. Традиционная цитата вместо приветствия: «полковнику никто не пишет», ставшая за последние годы автоматической, была теперь совершенно не уместна. Белый, свежий и еще горячий от дальней дороги конверт письма затмил своей новизной все вмиг постаревшие предметы комнаты. Долгожданное письмо на столе, казалось, заворожило Августа, и рюкзак тихо сполз с плечей по рукам на пол. Он медленно сел на стул у стола и не мог оторвать взгляда от американской марки и обратного адреса, написанного отрывистым почерком, который так просто фиксировал координаты Василисы на глобусе. Какая-то обалделость разлилась по телу, как алкоголь, и Август поймал себя на мысли, что в таких ситуациях обычно полагается бессмысленно смеяться. Но самотеком эта реакция не шла.