А фотограф оказался их старым знакомым. По его рассказам, сам он живет в Москве, работает в каком-то модном журнале, Малореченское – его родина, и Крым он знает с пеленок. Этот сладкоежка пал жертвой очаровательной груди и предложил ее хозяйке услуги гида в горах. Только одну букву изменил в своем амплуа этот «гад». Остальные, и я в том числе, пошли паровозом, как говорят преферансисты, так как сестры были неразлучны априори. Выступили спозаранку и доехали на автобусе до Лучистого. Далее ножками, но мне-то эти горы, как… да, ты поняла. Ну, если я с двадцатикилограммовым рюкзаком в те молодые годы быстрее лифта на девятый этаж поднимался. Да и груза, кроме воды, мы с собой не брали – у девчат диета, а упитанный фотограф при виде их загорелых ягодок забыл про голод. По мере продвижения в горы мне все явственнее становилось, что все мы, кроме замужней сестры, всего лишь лишняя массовка. Московский папарацци целился объективом в основном в нашу подружку, и я перехватывал его плотоядный взгляд. Честно говоря, мне было жаль его! Девушки не догадывались ни о чем и гуляли себе, как дети невинные. Все было похоже на банальную рекламу здорового образа жизни, пока похотливый фоторепортер неожиданно не исчез с нашей прекрасногрудой подругой за скалами. Девушки всполошились, и я, как самый бесстрашный и рыцареподобный, отправился на поиски пропавшей парочки. Найти их не составило труда по клочкам пены на траве, которая, наверное, так и капала с языка и штанов этого ценителя красоты. На поляне царила рабочая атмосфера: фотоаппарат раскалился, как и его хозяин, от щелчков, а абсолютно голая модель извивалась в попытках изобрести новый ракурс для осмотра своих неземных прелестей. Я ушел незамеченным и слегка обманутым. Подруги, не приглашенные на горно-эротическую фотосессию, мне не поверили. Вскоре довольный мастер экспозиции и выдержки со своей работницей вернулись, весело и показушно громко споря о лавандах-крокусах, давая нам понять без объяснений, что их исчезновение – только лишь неуправляемая тяга к цветочкам яйлы. Все сделали вид, что ничего не случилось, а водопад Джур-Джур и дорога от Генеральского к Малореченскому, казалось, смыли чистой водой негатив с недавних снимков хитрого мастера. И все хорошо бы, но то, что понятно без слов женщинам, не понятно нам.
Когда я через несколько дней наедине с «религиозной» сестрой вскользь упомянул об этой истории, то позиции у нас оказалась по разные стороны границы познания. Моя начинающая «святоша» напрочь отметала возможность того, что я видел своими глазами. Скорее всего, это был оригинальный и такой прямолинейный способ защиты чести рода и веры. После моих недолгих попыток логически и аналитически ее убедить и признать факт полного обнажения сестры перед фотокамерой репортера, ради бога, хотя бы для сохранения остатков моего рассудка, я вдруг понял, чего она хочет. Она и большинство женщин. Вам не нужна правда. Вам нужно удобство. Чтобы все вокруг было удобно и не выпирало противоречиями.
Когда Август закончил, Liss еще немного помолчала, потом улыбнулась и почти выкрикнула куда-то вперед себя:
– А джип нам нужен побольше, чтобы все наше огромное счастье в него влезло… Да? – акселератор взвизгнул, и в этом писке удовольствия Liss едва ли услышала умозаключение Августа:
– Платон, который древний грек, говорил: пока у человечества будет стыд, у него будет и будущее…
I. Чем заканчиваются горы
Август точно помнил, что тем июльским утром в индигово-синей трехместной палатке он проснулся первым. Но в этот раз ранний максимализм жары был ни при чем. Сон был прерван извне ритмичным клекотом какой-то необычайно громкой и, видимо, крупной птицы.
«Так… что это? Это что, снова природа зовет? Ночью природа не дает спать изнутри, утром снаружи, днем со всех сторон! Когда вообще отдыхать?» – это были обычные риторические вопросы-приветствия Августа прекрасному новому дню. К ним привыкли за этот поход и Август, и его палаточные сожители, и, возможно, сама природа, которая не так глуха, нема и слепа, как некоторым кажется.
«Черти бы взяли эту природу с ее жаворонками и чайками! К чаю зовут? Сами хлебайте чай, купайтесь, загорайте… а я посплю… лучше. Хм! Что-то сегодня слишком уж нагло и громко…» – Август всегда просыпался с уже готовыми мыслями. Ему даже иногда казалось, что они живут где-то внутри самостоятельно. Просыпаются первыми, ворочаются и будят его от нетерпения объявить что-то. За тридцать три года большей частью сознательной жизни Август не растратил сбережения и даже пополнил запасники впечатлительности. Почти каждое утро у него начиналось с лавины вчерашних мыслей и ощущений. Их сложно было контролировать, что Август, в общем-то, и не пытался делать: просто позволял нестись этим перепачканным обломкам чувств, украшенных спутанными корнями старых воспоминаний, куда-то вниз, наблюдая за дикой красотой их сногсшибательного движения.