Один соверен другого Августа

Тут Август для себя самого окончательно срезюмировал итог, так как мешок с его невестой стал мило шевелиться и оживать. «Так… значит, я сказал, что долго искал. Так, потом, что знаю, что нашел. Потом, очень верю… ну, понятно, обещаю, в общем, давно хочу… э… было бы неплохо… как же я там… просыпаться в палатке вместе… всегда! Во как! Она сказала, что не согласна всегда в палатке, что есть и другие виды жилья. И засмеялась…». Августу очень нравилось, что она так беззаботно умеет смеяться. И дело не в том, что ей было всего двадцать три, что Август был старше ее на десять лет и она еще об этом не знала, потому как Август всегда выглядел лет на пять моложе – главное было то, что его горизонт, его маршрут по жизни стал четко различим. И всем вокруг: и черному морю, и синему небу, и желтому известняку за спиной было ясно видно – что она согласна!

Август уселся и теперь сверху оглядел свое найденное в обычном походе сокровище. Оно носило, естественно, красивое и, само собой разумеется, подходящее только ей имя – Екатерина, Катька, Катруся, Катенок, иногда – Cat, «Catepillar ты мой фирменный, а ну, отвали мне побольше…» или «Каток, ну что накатим?».

Правда, в палатке был еще один мешок, и в нем тоже спала девушка и она тоже носила имя Катерина. Они стали подругами тоже в этом походе, еще в поезде, по пути в Симферополь. А на следующий день в нестройном походном течении полусотни рюкзаков на асфальтовой глади между Симферополем и Алуштой его летучий сине-черный парусник рюкзака, который Август про себя за высокую посадку и четкость корпуса именовал не иначе как «корветом», поравнялся за поворотом на Кизил-Коба с двумя тихоходными посудинами желто-русого цвета. Первая была стандартной «галерой»: приземистая и широкая, постоянно помахивала веслами рук, стараясь удержать темп движения. Вторая обтекаемыми очертаниями длинных ног, их гладким берестяным лоском напоминала легкое каноэ с приподнятой кормой.

Катеньке не сразу понравилось это сравнение, и оно своей необычностью ее даже немного испугало. Но потом, когда Август разобрал ее тело на более простые и доступные метафоры и аллегории, в которых все же не сразу можно было угадать, какая часть ее тела в данную минуту его вдохновляет, она поневоле увлеклась этой своеобразной игрой в неформальную фантазию. На третий день знакомства Катя уже не морщилась при примерке Августом на нее разных геометрических фигур, архитектурно-строительных форм, бытовых предметов, географических объектов. За десять дней они прошлись по цивилизациям и культурам с помощью ее тела и его памяти. Ее мир населили новые имена и названия, и наглядно их можно было бы позже повторять ежедневно, принимая душ или ванну: от первобытного лона праматери, античной прекраснозадости и ренессансной грудастости, через готические стрелы бровей, барочные завитушки на шее и ампирную голубоватость кожи, до родных озер и колодцев синих глаз и ягодной спелости губ. Август не любил повторяться, и потому Катенька, едва осознав полную идентичность своей попки с идеалом Венеры Каллипиги, на следующий день была вынуждена забыть о ней, так как уже сегодня ее могли затащить на костер инквизиции. А завтра она была ограничена поиском совершенства и красоты лишь в ареале своей улыбки, сидя в заточении, в темной келье занесенного снегом и глухо обставленного тайгою монастыря. В общем, Катерина казалась Августу оптимально возможным на земле воплощением его модели женщины – с точки зрения как округлости формы корпуса, так и подходящего объема внутреннего душеизмещения.

Тем временем солнце уже кое-где запятнало верх палатки. Пятна казались желтыми облаками на синем небе. Его невеста лежала, повернувшись лицом к своей галероподобной подруге-тезке. Август задумчиво смотрел на сотворенные спальным мешком Катькины тазобедренные уступы, и теперь они ему казались неприступной скалой. «Гималаи» новоиспеченной невесты шевельнулись и поменяли контур, став вдруг плато. Потом где-то внутри у них родился импульс, который выразился в милом женском вздохе. «Женщины как молодые горы, – явился в восторженной голове Августа новый образ. Постоянно у них что-то происходит внутри. То растут, то проваливаются, вместе со всей своей красотой на поверхности. Поэтому, наверное, нам, покорителям этих гор, наверху не всегда бывает удобно держаться». Катерина – красивая вершина с выраженной рельефностью склонов, теперь простиралась равниной и, казалось, была более доступна. Но, скорее всего, это только казалось.