Один среди «тигров»

– Собирай своих и пехоту, – сказал Соколов и пригнулся, когда на них с лейтенантом обрушилась земля от близкого разрыва. – Грузите в коляски мотоциклов раненых, берите на руки, на танки. Я сам поставлю дымовую завесу, отвлеку немцев и догоню тебя.

Мицура кивнул и побежал по ходу сообщения, выкрикивая команды. Бойцы потянулись назад. Кто-то тащил на себе раненого товарища.

В передовом окопе лейтенант увидел старшину Борщева. Правая нога у командира пулеметчиков была туго замотана бинтами, насквозь пропитанными кровью. С ним было восемь раненых бойцов. Двое, с перебитыми ногами, разматывали окровавленные бинты и связывали ими противотанковые гранаты.

– Старшина, пришел приказ. Уходим!

– Спокойно, лейтенант, – кивнул раненый старшина и улыбнулся. – Не горячись, казак. Мы останемся. Со мной только коммунисты. Сколько сможем, продержимся, а вы уводите людей, вывозите раненых.

– Старшина!.. – крикнул было Мицура, но осекся, увидев холодный решительный взгляд пулеметчика.

– Ты же знаешь, лейтенант, что так надо, – спокойно сказал Борщев. – Когда война кончится, помяните нас, выпейте за тех, кто здесь остался.

Мицура несколько секунд смотрел в глаза пулеметчику, потом коротко обнял, кивнул остальным и побежал дальше по окопам.

Когда «Зверобой» пошел вдоль третьей линии окопов, оставляя за собой жирный дымный шлейф, в башню один за другим угодили четыре снаряда. И с каждым попаданием Алексей ждал, что следующий будет смертельным. Но потом показалась спасительная лощина, и «тридцатьчетверка» нырнула в нее, круто повернув на север. Логунов, развернув башню назад, успел сделать выстрел.

Соколов беспокоился, что их могут атаковать немецкие самолеты, но в воздухе появлялись только машины с красными звездами на крыльях. Господство в воздухе было завоевано. А вот на земле…

Майор Кузнецов вышел на крыльцо старого деревенского дома, когда на площади остановились три запыленные «тридцатьчетверки» и четыре мотоцикла с коляской. Бойцы снимали с брони раненых, подбежавшие санитары укладывали их на носилки.

Соколов оглянулся на остатки группы и подошел к командиру полка.

– Товарищ майор, ваш приказ выполнен. Группа держала позицию до 11.30 и покинула ее после получения приказа «Бирюза».

– Это все? – Майор с болью посмотрел на красноармейцев.

– Девятнадцать человек вместе с мотоциклистами и три моих танка.

– Спасибо, лейтенант, – Кузнецов подошел и обнял Алексея. – Я и не надеялся увидеть тебя в живых. Спасибо за тех, кого сумел вывезти. А Чуканов, Вяземский, Борщев, Мицура?

– Только Мицура. – Алексей обернулся и кивнул на лейтенанта, которого снимали с мотоцикла. – Напоследок пулю в ногу получил. Остальные остались в поле.

То лето было очень жарким. А может быть, так только казалось молодому парню после бури событий последних лет.

Даже в нескольких десятках верст от Харькова, в поселке Выпасное, невозможно было не окунуться во все политические изменения, бесконечные войны и смену власти. Казалось, жизнь только начинается, народ готов вздохнуть свободно. Но в декабре 1917 года в Харькове установилась советская власть.

Непросто и не сразу налаживалась жизнь, слишком она была новой, непонятной. Но всем верилось в лучшее. Верилось, что народ будет хозяином своей судьбы, своей земли, своего поселка.

Через год пришли немцы и гетман Скоропадский. Потом гетман бежал, и к власти пришла Директория. А январь 1919 года ознаменовался возвращением советской власти. И снова красные знамена, сельчане-красноармейцы возвращаются с войны – кто по ранению, кто по увечью. Но опять недолгой была радость. Летом пришли белые, и Харьков стал столицей Юга России. Белых прогнали в Крым, а затем и из Крыма, и Харьков стал столицей Украинской Республики. Не сразу стало спокойно, не сразу наладилась жизнь. То и дело появлялись банды, гибли люди, горели дома.

Но лето 1920 года Сеня Бабенко запомнил очень хорошо. В то лето он помогал матери в поле, изучал и чинил трактора, сенокосилки и сеялки в недавно созданном колхозе. Даже начал осваивать электрику – вернувшийся с фронта сосед Остап Зинченко подарил Семену наставление по проводке электричества, и парень принялся штудировать его, задавая вопросы всем, кто хоть что-нибудь понимал в этом деле.

Часто Семен и Остап проводили вместе вечера. Мать Сени или Оксана ставили на стол чашки и поили мужчин чаем. Семен не замечал, как Остап поглядывает на Оксану. Не до того ему было. Хотя Оксана волновала его самого.

Молодая стройная женщина не смогла оставить равнодушным парня, с которым жила в одном доме. Оксана нравилась Семену, хотя он и понимал, что слишком большая у них разница в возрасте – почти десять лет. И он только смотрел на Оксану, любовался ею, ее карими глубокими глазами, улыбкой, гибкой фигурой, стройными ногами. А как часто и с каким волнением он замечал ее слишком высоко задранный подол юбки, когда Оксана ходила к реке возле поля ополоснуть ноги! Его волновала грудь молодой женщины, когда он видел, как Оксана низко наклоняется за чем-нибудь, его взгляд невольно опускался в вырез ее рубахи.