Один в поле воин

Вот это уже был удар ниже пояса. Тут уж пришлось сжать кулаки так, что ногти впились в ладони. Ехать в какой-то лагерь – сейчас, когда нужно решать с Егором, когда нужно спасать Снегирей от злобных тёток из опёки? Да это было бы просто предательством! Плескаться в море, когда здесь такие дела творятся? И какими глазами он потом посмотрит на Дашу? Если вообще посмотрит… Вдруг их злая фея, тётя Гадя, напишет очередной донос – и Снегирёвых быстренько засунут в какой-нибудь детдом, вроде того, под Тулой, откуда сбежал Егор? Или вроде того интерната, куда на день попал Серёга?

– Нет, – сказал он, продолжая мысленно гладить белый шарик. – Всё это, конечно, здорово, насчёт лагеря, только я туда не поеду. У меня здесь достаточно дел. Мишку пускай, ему по-любому там будет классно, а на меня не рассчитывай. И с Егором я тоже поеду, потому что надо. Понимаешь? Вот есть такое слово «надо». Это мой долг.

Прозвучало это как-то слишком торжественно, будто в краснодарской школе первого сентября, на уроке патриотизма. Но как объяснить иначе, Саня не знал.

– Ты соображаешь, что говоришь? – даже не сказала, а прямо-таки прошипела мама. – Папа уже получил путёвки! Их дали именно ему, хотя желающих была целая толпа! И вот сейчас он откажется? Представь, какой будет скандал! Как на него посмотрят его друзья, которые за него хлопотали? Думаешь, ему после такого хоть раз кто-нибудь в чём-нибудь поможет? Думаешь, ему теперь хоть что-нибудь дадут?

– Раз целая толпа желающих, значит, путёвки уж точно не пропадут, – возразил Саня. – Кроме того, Мишку-то отправить можно, а я прекрасно обойдусь без лагеря. И насчёт скандала ты опять волну гонишь! Вспомни, как тогда, с этим полковником Лебедевым! Типа что если я не пойду, то он на папу обидится и вообще изничтожит! Ну и что? Обиделся? Расстрелял перед строем?

– Во-первых, выбирай выражения! Что это ещё за «гнать волну»? Ты с матерью разговариваешь или с хулиганами в подворотне? Во-вторых, одного я Мишку туда в любом случае не отпущу! Ребёнка такого возраста нельзя отправлять без близких! В-третьих, это вопрос решённый и твоего мнения никто не спрашивает!

– Типа я тумбочка, вещь? – Саня почувствовал, что ещё немного – и брызнут слёзы. Это было бы совсем уж позорно. – У меня, значит, не может быть никаких своих дел, моё мнение никому не интересно, я должен слушаться и кушать манную кашку? Так, да?

– Саня, разговор окончен! – строго произнесла мама. – Мы всё уже обсудили. И папа тебе скажет ровно то же самое!

Ждать папу было ещё долго – раньше девяти уж точно не придёт. И раз мама так говорит, значит, они с ним всё уже обсудили. И толку тогда убеждать, доказывать, что он тоже человек? Ну вот почему у других родители всё понимают – как у братьев Звягиных, например! – а у него такие упёртые? И ничего ведь не поделать! Раз они считают, будто он такой же мелкий несмышлёныш, как Мишка, то всё бесполезно. Никаких методов на них нет!

Впрочем, почему никаких? А волшебство? Ведь элементарно можно погладить мозги! Это же мама, а не мадам Дурсль какая-то! Она же не всегда такая, как сейчас!

Мысли бешено крутились в голове, будто там, в мозгах, образовался смерч. С одной стороны, нельзя волшебничать, потому что второе правило… Нельзя в личных целях. С другой – какие же тут личные цели, если всё делается для Егора, для Даши с Максом? Он же не просто так, из прихоти! Он же ради спасения детей из беды! Дети же настоящие, беды настоящие! Но была и третья сторона… Ведь эта высокая женщина у плиты – не кто-нибудь там, а его родная мама! И он сейчас начнёт гладить не чужие, а мамины мозги? А чем это лучше, чем, к примеру, рыться в её вещах? Подсматривать за ней в ванной? Вот, допустим, забыла она закрыться на защёлку…

А какие другие варианты? Снова устроить скандал, сбежать из дома, выключить смартфон – чтобы помучились, подёргались? Так это опять кончится «скорой», и не факт, что на этот раз маму откачают.

Значит, волшебством. И пусть ему будет стыдно перед ней до конца жизни, пусть это, как ядовитая колючка, саднит в душе… но выбирать не приходится. Либо эта колючка, либо другая… гораздо длиннее и острее.

Он легонько провёл мысленной ладонью по тёплой поверхности белого шарика, разбудил его. Давай, малыш, придётся поработать… не хочется, а надо! Образ цели… тут ничего сложного. Вот они, мамины мысли… словно спутанный клубок шерстяных ниток, и надо их разгладить… чёрные нитки убрать поглубже, белые вытянуть на поверхность… и аккуратно, не вкладывая излишек силы, надавить мысленным пальцем на мысленный спусковой крючок.

Несколько секунд ничего не происходило. То есть происходило обычное: мама взглянула на часы, решительно выключила духовку и полезла туда за мясом, вытащила, поставила на плиту, открыла тяжёлую крышку, вдохнула вкусный, пряный аромат.