Один вечер в Амстердаме

Ирма выложила фрукты на большое блюдо, достала из шкафчика бокал для вина и стакан. Войтович любил более крепкие напитки, поэтому сухое белое вино Ирма купила для себя, Войтовичу же приготовила бутылку хорошего виски двенадцатилетней выдержки. Покрутив бутылку в руках, с улыбкой наблюдая, как напиток заиграл в свете лампы, Ирма передумала пить вино и достала еще один стакан. Сегодня она составит Войтовичу компанию, конечно, если он не испугается и все-таки появится.

Она посмотрела на часы. Павел задерживался на полчаса, причем не предупредил о своем опоздании. В последние два дня он был странно задумчив и молчалив, не замечал происходящего вокруг него и даже никак не отреагировал на ссору Ирмы и Авилова, хотя на это сложно было не обратить внимания. Они так громко кричали, что если бы не звуконепроницаемые стены кабинета, то сотрудники всей фирмы были бы детально осведомлены о том, как они ненавидят друг друга. Вернее, кричал Авилов, Ирма лишь слушала его вопли.

Сергей Аркадьевич со странным волнением воспринял приказ Войтовича приостановить деятельность.

— В порту стоит груз! — кричал он. — Куда его? За борт?!

— Все, что готово к отправке, — спокойно отвечала Ирма, с неприязнью глядя на его красную от возмущения шею, — или тот товар, который сегодня прибудет в порт, решений Павла не касается. Остальные поставки замораживаются на неопределенный срок.

— Вы с ума сошли!! На подходе партия из Азии, — Авилов уже понизил голос, понимая, что криками ничего не добьется.

— Я знаю, Сережа. Мы передали ее другой секции.

— Что?! Почему мне об этом не сказали? И, между прочим, мы уже оплатили товар! — он снова закричал и на пальцах показал сумму, которая ушла с банковских счетов.

— Не из твоего кармана, — отрезала Ирма, поднялась с кресла и указала рукой на дверь. — Пошел вон отсюда! Твое дело выполнять приказы, а не обсуждать их. Если бы ты был вправе решать вопросы подобного уровня, то занимал бы место Павла, а не работал у него на подхвате.

Она ни на секунду не пожалела о том, что произнесла эти слова вслух. Авилов уже давно напрашивался на подобную резкость. Ирма не боялась последствий и все же понимала, что напряженность в отношениях скажется на их деятельности. Войтович, находящийся в странном апатичном состоянии, предпочел не вмешиваться в размолвку. Это беспокоило Ирму больше, чем злые проделки, которых следует ожидать от Авилова.

Она снова посмотрела на часы и, не выдержав, набрала номер Войтовича. Тот не ответил, но уже спустя минуту позвонил в дверь. Ирма с таким облегчением упала ему в объятия, что удивила не только его, но и саму себя.

— Павел, — прошептала она, целуя его, — ты задержался. Я уже начала думать, что ты не желаешь меня видеть.

Войтович с нежностью посмотрел ей в глаза и закрыл за собой дверь.

— Глупая, — сказал он. — Если бы у меня была возможность, я проводил бы с тобой каждую минуту дня и ночи.

— Ты голоден? — спросила она, взяв его за руку, и внезапно пожалела о том, что не приготовила для него ужин.

— Нет, — он покачал головой и улыбнулся. — Может, не станешь держать меня на пороге?

— Конечно, проходи, — засуетилась Ирма, сделала шаг в сторону, но руку его не отпустила.

— Ты сегодня очень странная.

— Не более чем ты. Что происходит?

Войтович прошел в гостиную, остановился у стены и огляделся. Комната была очень похожа на Ирму: строго функциональная и холодная. Он повернулся к женщине, ожидающей ответа, и вытянул руки вперед, прося подойти. Ирма быстро подбежала и прислонилась лбом к его груди. Войтович гладил обнаженные плечи своей молодой подруги и молчал, потом сделал шаг назад и улыбнулся.

— Тебе очень идет это платье, — сказал он, обведя взглядом ее фигуру. — Выглядишь романтично.

Ирма закружилась, и легкая ткань мгновенно взлетела вверх, обнажив стройные загорелые бедра. В эту минуту она была похожа на амазонку, которая примерила необычное амплуа мечтательной кокетки. Непохожая на себя, эмоциональная и трогательная, Ирма вызвала у Войтовича такой прилив нежности и любви, что он глубоко вдохнул и опустил взгляд, не в силах справиться с чувствами.

— Павел, — Ирма дотронулась пальцами до его подбородка, заставляя посмотреть на себя, — я обеспокоена.

— Марина — мать Риты, жива, — сдавленным голосом произнес он.

Ирма усмехнулась, мгновенно догадавшись, что это и есть та новость, которая терзает его уже несколько дней.

— И ты вспомнил, что все еще любишь ее и не знаешь, как сказать мне об этом?

— О чем ты говоришь?! Она отсутствовала восемнадцать лет. Никакие чувства не способны… — Войтович закрыл лицо руками и застонал. — Не в этом дело.

— Тогда в чем?

Ирма вдруг снова стала холодной. Исчезла мягкость, которая переполняла ее всего несколько мгновений назад. Она опять превратилась в ту ледяную Ирму, сердце которой невозможно тронуть ни печалью, ни жалостью.

Ирма вышла в кухню и через минуту вернулась с бутылкой виски.

— Выпей, — сказала она.

Войтович принял из ее рук стакан, но пить не стал. Он задумчиво смотрел на напиток и молчал. Наконец произнес:

— Марина — жена Генриха. Теперь ее зовут Эльза ван дер Ассен.