Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница

Они отправились в путь, и Никки наблюдала, как Энн, оглянувшись, в последний раз многозначительно посмотрела на Натана. Это был преисполненный чуткости и нежности, сдобренный искренней улыбкой взгляд человека, который расстаётся с близким другом.

Никки смутилась, осознав, что стала свидетелем столь пленительного момента. И в тоже время понимание того, что Энн и Натан — просто очаровательная пара, не вызвало у Никки и толики сомнения.

Наблюдая за их неординарными отношениями, любой бы отметил, что здесь кроется нечто большее, чем просто крепкая дружба.

Один лишь взгляд Никки на этих двух удивительных людей, радовал глаз, успокаивал сердце, и согревал душу.

Ведь сейчас Энн стала для неё не просто Аббатисой, внушающей благоговейный страх и смирение, но женщиной, которая может чувствовать и страстно желает жить так, как все.

В то время, как Натан и Кара возвращались обратно во дворец, Никки и Энн направлялись вниз к веренице лестничных пролётов.

Никки пристально посмотрела на Энн.

— Ты его любишь?

Энн улыбнулась, отвечая.

— Да!

Никки замешкалась, не в силах что-либо ответить.

— Ты удивлена, что я признаю это? — спросила Энн.

— Ну, вообще-то да, — ответила Никки.

Энн радостно хихикнула.

— По правде говоря, меня поначалу это удивляло не меньше тебя.

Никки небрежно перебирала пальцами.

— Когда же это случилось?

Энн задумалась, пытаясь припомнить.

— Можно сказать, что практически сотни лет назад. В то время я была слишком занята, всецело отдаваясь исполнению назначенной мне роли Аббатисы, что, как оказалось, даже не нашла времени осознать очевидного, того, что лежало на поверхности.

Возможно, я считала, что мои обязанности — превыше всего. Но сейчас думаю, что это было лишь жалким оправданием моему глупому поведению.

Никки чуть было язык не проглотила от столь откровенного признания.

Энн улыбнулась, она была собой довольна. А когда посмотрела на застывшую в изумлении Никки, сказала.

— Ты поражаешься тому, что я всего-навсего веду себя, как обычный человек?

Теперь Никки улыбнулась и расслабилась.

— Ну, я думаю, что это было довольно преувеличенно сказано, но, по сути, ты права.

Они начали спускаться вниз по многочисленным вереницам ступеней, прерывающихся лишь равноудалёнными друг от друга квадратными пролётами.

Лестничные ограждения от начала и до конца спуска с вершины дворца, были украшены коваными из меди веточками лозы, вьющейся по покрытым листвой стеблям винограда, которые выглядели настолько естественно, что не трудно было догадаться, что здесь приложил руку настоящий мастер.

— Как ни странно, — выдохнула Энн, — я думаю, что сама пребывала в шоковом состоянии, обнаружив себя никем иным, как лишь обычным человеком, и, поначалу, была очень расстроена этим «неожиданным» для себя открытием.

— Расстроена? — нахмурилась Никки, — но отчего?

— Оттого, что большая часть моей жизни прошла, так и не успев начаться. Я сама выкинула из неё добрую половину того — настоящего человеческого, — что могла бы пережить. Создатель отвёл мне достаточно много времени в этом мире, но я не оценила столь щедрого дара. Я поняла это только сейчас, находясь уже в конце пути, что так и не успела воспользоваться предоставленной мне возможностью.

Когда они вышли на лестничную площадку, Энн подняла глаза и посмотрела на Никии.

— Тебе не кажется, что это всё-таки вызывает чувство сожаления, когда ты понимаешь, что практически вся твоя жизнь прошла в заблуждении, и что истинные её ценности были вне досягаемости твоего сознания.

Когда они перешли площадку, продолжая спускаться вниз по лестнице, Никки, пропуская через себя смысл сказанного, попыталась подавить острую душевную боль, вызванную чувством раскаяния за содеянное ею в прошлом.

— Знаешь, это чувство мне знакомо, я тоже когда-то это поняла.

И потом они шли, молча, спускаясь по ступеням, и каждый думал о своём демоне прошлого. Лишь легкий шелест шагов нарушал тишину.

Наконец, лестница закончилась. Они оказались в самом низу. Женщины свернули к широкой галерее, ведущей ещё дальше вниз, прямо вглубь дворца, приняв решение не идти по многочисленным развилкам.

Воздух здесь был разбавлен специфическим запахом, исходившим от горящих масляных ламп, освещающих дорогу.

На протяжении всей галереи стены были выстланы резными панелями из вишнёвого дерева, которые были украшены драпированной тканью бледно-жёлтого цвета. Каждый отрезок материи был отделан золочёными фестонами, с золотыми и чёрными кистями на окантовке.

Отражаясь от света горящих ламп, все эти украшения на драпированных занавесах превращались в мерцающие блики, и наполняли галерею тёплым сиянием золота.

Продвигаясь дальше, это комфортное освещение, отражаясь от резных стен с богато украшенными занавесами, продолжало излучать тепло по всей галерее. Но вдобавок ко всему убранству, на вишнёвых панелях теперь появились картины.

На каждом блоке, обрамлённые в богато украшенные рамы, были вывешены полотна. Это была демонстрация не просто искусства живописи, но проявление истинной девственной красоты.