Одиночка

Если прольешь дерьмо на территории лагеря, скорее всего, схлопочешь пулю в башку, — эхом прозвучало в его голове.

— Ты ведь понимаешь, какая будет угроза для здоровья, если это прольется. Ничего хорошего?

— Да, герр фельдфебель, — согласился Блюм. Его пальцы были готовы разжаться.

На этот раз удар пришелся по спине. Ведра колыхнулись. Блюм буквально заклинал ведра не переворачиваться. И снова каким-то образом все обошлось.

— Для ясности, говоря о риске для здоровья, — немец начал тыкать Блюма в поясницу, — я имел в виду твое здоровье, жид. — И он опять ткнул Блюма дубинкой.

Натан понимал, что не выдержит более сильных тычков. Пот струился у него по лбу. В любую секунду мог последовать удар по голове, тогда он упадет, ведра разольются, и все будет кончено.

Сзади последовал новый толчок, ведра закачались, и Натан шагнул вперед. Дерьмо перелилось через край и потекло по стенке. Блюма охватила паника.

Больше удерживать ведра он не мог. Если что, решил Блюм, он не погибнет без сопротивления, как его родные. Их убивал такой же человек, с такой же ненавистью во взгляде. Он развернется и нахлобучит эти ведра охраннику на голову. И пусть будет что будет. Он сжал руки, ожидая очередного тычка. Дерьмо, перелившись через край, повисло на верхней кромке ведра.

Это конец.

— Я всего-то хотел сказать тебе, — гоготнул эсэсовец, — что надо почистить сортир в здании охраны.

— В здании охраны, — повторил Блюм, еле ворочая одеревеневшим языком. — Да, герр фельдфебель.

— Считай, что тебе повезло, — заявил Дормуттер. — У нас сегодня важный гость, и я только что начистил сапоги. А то мне бы пришлось, — немец щелкнул языком, — искать другого жида, чтобы вылизывать дерьмо в здании охраны. Теперь можешь идти.

— Слушаюсь, — кивнул Блюм, делая шаг вперед.

— Запомни, здание охраны. Тебе нужен пропуск, — и он сунул в руку Блюма белую бумажку.

— Благодарю, — Блюм выдохнул с облегчением и поспешил со своими ведрами дальше.

— И вот что, Мирек, у тебя хорошее чувство равновесия, — крикнул эсэсовец ему вслед. — Ты мог бы ходить по проволоке в цирке. В следующей жизни!

Он засмеялся. Ему вторили другие охранники, услышавшие шутку. Дормуттер отвернулся, и Натан поспешил выйти за ворота.

Ноги у него подкашивались. Он поставил полные ведра у края выгребной ямы и выдохнул с облегчением. С трудом разогнув затекшие пальцы, Блюм освободил ведра от содержимого.

Ему хотелось выйти отсюда как можно скорее. Было понятно, что он не сможет выполнить задание. Мендль, судя по всему, был мертв. Теперь Блюму нужно было выбираться самому. Он хотел бы вернуться с человеком, который был им так нужен. Не подведите нас. Вы даже не можете представить, как много зависит от вашего успеха. Но что он мог сделать? Даже если Мендль и был где-то здесь, живой, было ясно, что Блюму не хватит времени все тут обыскать — лагерь был слишком велик. Три дня. Они дали ему всего три дня. Найти иголку в стоге сена.

С самого начала… В сотне стогов сена! Эта миссия невыполнима.

Он быстро вернулся в тридцать первый барак и поставил опорожненные ведра на место. Ему предстояло вычистить еще два барака. Но он вовсе не хотел, чтобы Дормуттер увидел его еще раз до того, как он выполнит его приказ. Натан знал, где находится здание охраны. Он помнил его местоположение по схеме Врбы и Вецлера. Часть его твердила: «Пойди и надери эту нацистскую задницу». С божьей помощью, он продержится здесь еще сутки. Дормуттер не сможет проверить его по имени: здесь были тысячи и тысячи заключенных, эсэсовец никогда его не найдет. Так же, как он не смог обнаружить Мендля. Искать другого жида, чтобы вылизывать дерьмо.

Но он пошел.

Пошел, потому что кого-то другого заставят или, может быть, даже убьют из-за этой работы. И еще потому, что ему повезло, а не использовать Божью милость было как-то недостойно.

Здание охраны находилось сразу за воротами, около башни с часами.

— Вон туда, — махнул, не глядя на Блюма, охранник, посмотрев его пропуск.

Это было длинное кирпичное строение с высокой покатой крышей. С одной стороны стояла пара машин — пустой вездеход с военным крестом на двери и немецкая версия джипа. Мимо прошел охранник.

Блюм показал ему свой пропуск:

— Сортир?..

Эсэсовец указал рукой назад: туда.

С другой стороны здания, согнувшись перед стойкой для велосипедов, стоял заключенный и драил велосипедные колеса. Блюм уже собирался завернуть за угол, но тут взгляд его упал на этого заключенного.

Сердце Блюма остановилось.

Этот человек был, несомненно, старше многих. Волосы седые, больше не русые и поредевшие. Но все еще зачесаны набок.

Похудевший, с выступающими скулами. Тень самого себя.

Почти непохожий на человека со снимка, который Блюм носил с собой.