Одинокие

И они продолжают тренировать свои – и без того – выносливые тела, пока пот, едкий, как мыльная пена, не начинает пощипывать им глаза.

Пункт приземления номер два: “альфа”.

«Альфа» – это космический корабль. Капсула анабиоза. В нее попадают старыми, высушенными, извлекают из неё – новорожденных, в водах.

Вот сестра кончиком пальца прикасается к кнопке сенсорного управления…

– Поехали! – весело кричит Нина.

Начинает действовать режим автоматического массажа, и обе кровати-ловушки, в каждой из которых – по беспомощному телу, начинают вибрировать. Этот процесс происходит неровно, по-разному: то мелкая дробь сотен молоточков застучит по Нининой пояснице, то – мягкие протяжные волны изомнут Светланины плечи, спину, полушария ягодиц, то озорная щекотка – по каждому квадратному сантиметрику их кожи.

«О-о», – изнемогает Светлана и в полузабытье шепчет, рассказывая невидимому слушателю:

– Смерч, торнадо, вихрь, ураган! Он зарождается где-то на окраине Вселенной – у самых пяток и, двигаясь вдоль раскинутых бедер – по Млечному Пути, набирает мощь: сухой, словно из пирамиды, что затеряна в песках, горячий, но не обжигающий, а ласковый поток. Солнечный ветер. Он проникает в меня, и там, в глубине моего живота: в матке и трубах – как на музыкальном инструменте: как на тромбоне, органе или шотландской волынке, играет на мне и, заставляя дрожать каждый мой орган, извлекает мелодию из моих жил и мышц, и уж потом – по гладкой долине моего живота, по холмам грудей, по фарфоровому изгибу шеи…

Светлана и Нина – два космонавта, приготовившиеся к старту, лежат по соседству в коконах-ракетах, на расстоянии трех шагов друг от друга, и молчат. Носы торчат наружу. На глазах массивные очки. За их темными стеклами мелькают в сумасшедшем темпе разноцветные огоньки – «альфа-излучения». Они легко пронизывают плотно прикрытые веки и напрямую проникают в усталые мозги.

…Молчат. Говорить не хочется. Каждая думает о своем: мечтает или вспоминает, что – слаще. Светлана – вспоминает.

Все началось два года назад.

«Моя старая «шестерка», кряхтя и сопротивляясь моему принуждению, набирала скорость. Стрелка спидометра достигла отметки ста двадцати. В салоне – скрипело, скрежетало, стонало. Сто тридцать. Мелко, как в ознобе, затрясло кузов, а рев двигателя стал напоминать предсмертный хрип – вот теперь, наверное, предел!

Никогда раньше я не ездила так быстро, но сегодня меня подгоняет страх.

Грязные стены жилых домов, расположенных справа от меня, слились в одну ровную поверхность-монолит. Арочные проемы, словно следы ракетных залпов, выделяются черными прогоревшими пятнами на неровно-сером. Одинокие человеческие силуэты размыты сумерками и бешеной скоростью. По левой стороне навстречу мне – с удвоенной скоростью против реальной – несутся одинаковые в своей воинствующей суете болиды авто: не различить ни марок, ни пассажиров, скрывающихся в потаенных глубинах их пропыленных салонов – подводных лодках нашего одиночества. Сумерки. Опасность только грезится. Происшествия ночи – в нашем непредсказанном будущем. Как и сама ночь. Мозаика необъяснимых, незначимых случайностей – еще не сложилась. Еще не опьянели собутыльники, ссоры усталых супругов, надоевших друг другу, соседей, доведенных до ручки пустыми обоюдными придирками, родителей и их взрослых детей, не оправдавших надежд – только-только разгораются. Никто пока не схватил кухонный нож, чтобы, не помня себя, ударить близкого в живот. Молоток лежит среди инструментов, не торчит из костяного пролома округлого свода черепа. Никто не плеснул кипяток в искаженное злостью лицо. Выстрел не прогремел, старая двустволка с забытым патроном, спрятанная в платяном шкафу среди зимней одежды, еще не подвернулась под руку. Капроновый чулок, соскользнувший с девичьей ноги, еще не накинут на лебединую шею, не связался пока в тугой затейливый узел. Все еще может закончиться хорошо. Но мне уже страшно. Меня – преследуют. За мною гонятся! Мне страшно. До визга, до безумия.

Темно-синяя «Ауди», еще две секунды назад заполнявшая своими обтекаемыми формами зеркало заднего вида моей труженицы – «шестерочки», вдруг сбросила скорость, почти остановилась.

Я её сделала! Кажется, я выкрикнула эту фразу вслух. Я… Что я хотела добавить – не помню. Эйфория, ликование – эмоции захлестнули меня на краткий миг, а затем… Я ударила по тормозам, и они застонали. Машину занесло влево. «Уррр-р», – взревел в последний раз двигатель и заглох. И это уже не имело значения. Улица впереди была перегорожена бетонными плитами, взгромоздившимися в человеческий рост, а сзади плавно подкатившая «Ауди», развернувшись поперек, уже приоткрывала свои двери…