Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую

Заседание проводил седовласый мужчина низкого роста, коренастый, с огромными навыкат глазами. Невидящим взглядом он обвёл публику и уткнулся в бумаги, чтобы так больше и не взглянуть в зал заседания и общаться посредством сухого «терминологического» языка.

Сгущёнкин с сожалением заметил, что ни одного знакомого лица в зале нет, только копошатся с блокнотиками и диктофонами журналисты, жаждущие зрелища.

Вначале судья дал слово заплаканной и дрожащей, как осиновый лист, Норе. Та умело строила из себя жертву. Благо ей не привыкать.

Сгущёнкин мрачно смотрел на спектакль бывшей супруги. С её стороны выступал государственный обвинитель, который не побрезговал поставить знаки равенства между педофелией=трансплантацией детских органов на донорство=похищением детей(киднеппингом)=и тем, что «сделал этот человек» (на этом месте гособвинитель, презрительно морщась, посмотрел на Сгущёнкина).

Когда судья дал слово Сгущёнкину, вперёд вышел его адвокат. Он вкратце изложил события, произошедшие со Сгущёнкиным с момента развода и выдвинул встречный иск, на передачу опеки над ребёнком, мотивируя это тем, что по факту, большую часть своей жизни малыш Толя провёл именно с папой.

На этом адвокат не остановился, и одного за другим стал вызывать свидетелей.

Первым появился Савелий в своей неизменной тряпичной шапочке. Он встал за кафедру, смахнул с макушки в могучую руку головной убор, и наминая его, начал говорить о Сгущёнкине, о том, какой он отец, и на какие жертвы шёл ради крохи Толечки. Савелий аж прослезился.

Появилась за кафедрой и болтливая Кудя, и хозяин квартиры на улице Салтыкова-Щедрина, и Дед Потап (он не мог упустить возможности поддержать мужика-Сгущёнкина и поставить на место зарвавшуюся бабёнку по имени Нора), и Анна Николаевна.

Дыхание Сгущёнкина перехватило, когда в зал вошла Ирина. Она несла бланк с росписями жителей Краснодарского края, документы подтверждающие существование автобусной остановки им. Графа Сгущёнкина и диск с видеообращением директора музыкальной школы (он приехать не мог, директорский пост – штука важная, ответственная, так просто и не отлучишься). После слов Ирины Сгущёнкин в глазах общественности окончательно перевоплотился в героя. Последним на место свидетеля встал Шалтай. Он грустно посмотрел на Сгущёнкина, и тому показалось, что взгляд этот говорит:

– Прости, друг, что не оказался рядом в сложную минуту, не помог.

Сгущёнкин прикрыл веки, показывая тем самым, что всё прощает.

Шалтай в красках рассказал об их приключениях. Нора поняла, что проиграла: суд не приговорит к финансовой компенсации героя Краснодарского края, отца-одиночку да к тому же ещё и графа.

Как только Шалтай сказал своё последнее слово, Нора ворвалась в центр внимания, она слёзно молила бывшего супруга о прощении и о восстановлении их брака. Она говорила, что не знала о мучениях своего мужа и была уверена в том, что он преуспевающий бизнесмен. В общем-то пламенная речь Норы сводилась к тому, что Сгущёнкин обязан её простить, вернуть сына и исправно выплачивать алименты; она снимет с него обвинение в похищении сына, а он отзовёт свой иск. А потом можно и жениться обратно.

Сгущёнкин с недоумением смотрел на бывшую супругу. Он искал в ней хоть один признак, воскрешающий в душе хотя бы воспоминания о былых чувствах.

Нора продолжала давление. Теперь она говорила, что он обязан её простить и принять. И вполне однозначно намекала на возможность воссоединения. Она раз пять повторила словосочетание «жить одной семьёй».

Сгущёнкин с непониманием смотрел на неё. Когда он жил с Кудей, он бы воспринял это предложение, как подарок судьбы. Тогда он, несмотря ни на что, всё ещё её любил. Во время весёлой и богатой жизни на улице Салтыкова-Щедрина, он всё ещё принял бы её предложение. И если бы она позвонила ему во время крабьей охоты, чувства наверняка бы всколыхнулись и воскресли в нём. И если бы она позвонила в тот тёплый вечер, когда он сидел на кухне, и готовился сделать Ирине предложение, позвони Нора тогда, он, Сгущёнкин, возможно засомневался бы, и сумел вновь полюбить свою непутёвую жену, и всё ей простить.

Сейчас он смотрел на некрасивую женщину «в возрасте», с дребезжащим голосом и припухшим от слез носом.

Ничего не дрогнуло внутри. Не проснулось даже сочувствие.

Он отрицательно покачал головой.

Нора так и села на пол, как громом поражённая. Муж (пусть и бывший) сказал ей «нет».

Сгущёнкину показалось, что в тёмном углу зала заседания, за креслами журналистов, хихикнули призрачные кексы и, хлопнув крышкой от кастрюли, в которой жили, растаяли.

Судья задал Норе несколько вопросов. Она пыталась ответить пространно, но он добивался быстрых и чётких ответов. Суд удалился для принятия решения и довольно быстро вернулся.

Сухим голосом судья снял со Сгущёнкина обвинения и полностью удовлетворил иск против Норы.

– Поздравляю, – устало сказал адвокат. – Теперь сын будет с Вами, а бывшая супруга выплачивать алименты.

– Вот только где жить-то?