Одинокий волк

– Вчера мне позвонила сестра. Она была очень расстроена происшествием на работе. – Он обхватывает руль рукой. – Оказывается, какой-то мужчина взбесился в палате своего отца – в той самой палате, где она стояла у аппарата искусственной вентиляции легких. – Он смотрит на меня. – Она и есть та медсестра, которую оттолкнул с дороги твой брат.

Я ожидаю увидеть внушительный, облицованный деревянными панелями зал суда с высокой скамьей, на которой председательствует седовласый судья. И крайне удивлена, увидев, что присяжные – это группа обычных людей в джинсах и свитерах, которые сидят вокруг стола в комнате без окон.

Я тут же пытаюсь натянуть свитер на свое слишком модное розовое платье.

На столе лежит диктофон, от чего я начинаю еще больше нервничать, но потом, как и учил Дэнни Бойл, сосредоточиваю все внимание на прокуроре.

– Это Кара Уоррен, – представляет он меня группе собравшихся. – Кто-нибудь знаком со свидетельницей?

Люди у стола отрицательно качают головами. Блондинка со стрижкой паж (ее челка ниспадает наискось к подбородку) напоминает мою учительницу. Она встает и протягивает мне Библию.

– Поднимите правую руку… – велит она и тут же понимает, что у меня правая рука в гипсе. Раздается неловкий смешок. – Поднимите левую руку и повторяйте за мной…

Эта часть совсем как показывают по телевизору: я клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, да поможет мне Господь.

– Кара, – просит Дэнни, – назови, пожалуйста, свою фамилию и адрес.

– Кара Уоррен. Нью-Гэмпшир, Бересфорд, Статлер-хилл, сорок шесть, – отвечаю я.

– С кем ты живешь?

– С папой. Жила.

Окружной прокурор указывает на мою руку.

– Мы видим, что у тебя рука забинтована. Что произошло?

– Мы с папой попали в серьезную аварию неделю назад, – объясняю я присяжным. – Я сломала лопатку. Мой отец до сих пор без сознания.

– Лежит в коме?

– В вегетативном состоянии, как называют это врачи.

– У тебя есть другие родственники?

– Мама. Она вышла замуж второй раз. И брат, которого я не видела шесть лет. Он живет в Таиланде, но когда папа пострадал, мама позвонила брату, и он вернулся домой.

– Какие у тебя отношения с братом? – спрашивает Дэнни.

– Какие могут быть отношения! – равнодушно отвечаю я. – Он уехал и не захотел ни с кем из нас общаться.

– Как давно ваш отец в больнице?

– Восемь дней.

– И какие прогнозы делают врачи?

– Еще рано о чем-то говорить, – отвечаю я. Разве я не права?

– Вы с братом обсуждали ситуацию с отцом?

Неожиданно в желудке поселяется пустота.

– Да, – отвечаю я, и, помимо моего желания, на глаза наворачиваются слезы. – Мой брат просто хочет, чтобы все поскорее закончилось. Он считает, что конец один. Но я… я хочу, чтобы отец жил долго и доказал брату, как он ошибается!

– Отец общался с твоим братом за эти шесть лет, что он жил в Таиланде?

– Нет, – отвечаю я.

– Он когда-нибудь вспоминал твоего брата?

– Нет. Они крупно поссорились. Поэтому брат и уехал.

– А ты, Кара, поддерживала связь с братом? – продолжает задавать вопросы Дэнни.

– Нет.

Я смотрю на одну из присяжных. Она качает головой. Интересно, она так реагирует на отъезд Эдварда или на мое нежелание общаться с ним?

– Вчера ты рассказала мне кое о чем очень печальном, – говорит прокурор.

– Да.

– Можешь поведать присяжным, что же произошло?

Мы репетировали это в машине. Если честно, шестнадцать раз.

– Мой брат принял решение отключить отца от аппарата искусственной вентиляции легких, не спросив моего мнения. Я случайно узнала об этом и побежала вниз, в палату отца. – Я отчетливо слышу, как будто все происходит прямо сейчас, как пищит аппарат, когда брат выдергивает штепсель из розетки. – Там находились врачи, медсестры, больничный юрист и какие-то не знакомые мне люди – все сгрудились вокруг кровати отца. Брат тоже был там. Я стала кричать, чтобы они остановились, чтобы не убивали отца, – и все замерли. Все, за исключением моего брата. Он нагнулся, делая вид, что переводит дыхание, и выдернул штепсель от аппарата из розетки в стене.

Я замолкаю и обвожу взглядом стол. Лица присяжных напоминают воздушные шарики, такие же гладкие и непроницаемые. Я тут же вспоминаю, о чем говорил Дэнни в машине – о трех признаках убийства: преднамеренность, намерение убить и злой умысел. Ясно, что брат планировал это заранее, – в противном случае он не стал бы созывать врачей и медсестер. Также понятно, что он хотел убить отца. Камень преткновения – злой умысел.

Вспоминаю о том, что поклялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. С другой стороны, я же правую руку не поднимала. Рассуждая логически, и не могла поднять. Следовательно, моя клятва сродни невинной лжи маме, когда скрещиваешь пальцы за спиной: что ты почистил зубы, погулял с собакой, не засунул пустой пакет из-под молока назад в холодильник…

Это на самом деле не является ложью, если цель оправдывает средства? Если благодаря этому у моего отца появится шанс поправиться? К тому времени, как выяснится, что я приукрасила правду, отцу будет подарено несколько часов, несколько дней жизни.