Кара поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза расширились от удивления, и я вижу, что в них плещется какая-то тайна, как карпы в темных тенях пруда.
– Да, – признается она.
– Ты солгала не только об этом, верно? – нажимаю я.
Она молча качает головой.
Я надеюсь, что наше совместное приготовление блюд камбоджийской кухни перетечет в беседу. Надеюсь, что со мной, поскольку я не являюсь частью вселенной этой семьи, а только ее спутником, она будет более откровенна. Но хлопает входная дверь, и из прихожей, как наполненные гелием воздушные шарики, летят голоса близнецов.
– Папочка! Папочка! – кричит Элизабет. – Я нарисовала для тебя русалку!
– Джейсон, давай развяжу тебе сапоги, – говорит Джорджи.
Ее голос до сих пор дрожит, и я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: она рада возможности отвлечься. Она благодарна этим пухленьким ручкам, которые обхватывают ее за шею, пока она развязывает сапоги сына. Благодарна его запаху, запаху невинного ребенка, когда она зарывается лицом в его шейку. Спустя мгновение близнецы влетают в кухню и, подобно моллюскам, повисают на моих ногах. Элизабет поднимает еще влажный рисунок, сделанный пальчиками, вверх, и краска капает ей на ручки.
– Точно русалка, – говорю я. – Как думаешь, Кара?
Но стул, где она только что сидела, уже пуст. Тарелка с лок-лаком нетронута и продолжает дымиться – первое камбоджийское блюдо, которое я приготовил для нее и которое она не съела.
Я удивляюсь тому, как человек может незаметно исчезнуть в мгновение ока.
И тут мои мысли возвращаются к Люку Уоррену.
В тот же день я получаю от Бойла сообщение. Без текста, только снимок заявления о снятии обвинения, которое он послал в суд.
Еду в старый дом Джорджи. Дверь открывает Эдвард, на нем фирменная футболка школы Бересфорда и потертые спортивные штаны.
– Он не выбросил мои вещи, – говорит Эдвард. – На чердаке стоит коробка. Как вы думаете, что это означает?
– Ты слишком много думаешь, – отвечаю я и протягиваю ему паспорт. – Поздравляю. Возвращайся к своей прежней жизни.
– Не понимаю…
– Обвинительный акт аннулирован. Все обвинения сняты. Можешь ехать в больницу, навестить отца; можешь вернуться в Таиланд, если хочешь, – можешь делать все, что хочешь, ехать, куда пожелаешь. Как будто ничего не произошло.
Эдвард заключает меня в медвежьи объятия.
– Не знаю, что и сказать, Джо. Честно. То, что вы для меня сделали…
– Я сделал это для твоей мамы, – признаюсь я. – Поэтому, пожалуйста, подумай о ней, прежде чем нырять в омут с головой.
Эдвард смущенно кивает.
– Хочешь поехать к нам? Повидаться с мамой? Уверен, она бы обрадовалась.
– Сначала в больницу, – отвечает Эдвард. – Узнаю, как там дела.
Я уже открываю рот, чтобы пожелать ему удачи, как раздается звонок в дверь. Я иду за Эдвардом в прихожую и, когда он открывает дверь, вижу на пороге мужчину в кожаной куртке и шерстяной рыбацкой кепке.
– Простите за беспокойство, – говорит он. – Я ищу Эдварда Уоррена.
– Это я.
Визитер протягивает ему голубой конверт.
– Вас вызывают в суд, – сообщает он, улыбается и уходит.
Эдвард достает из конверта сложенный юридический документ. «По делу Люка Уоррена», – читаю я надпись сверху.
– Что это? – спрашивает он.
Я беру у него из рук бумаги и быстро просматриваю.
– Это иск, который подала больница в суд по делам о наследстве, – объясняю я. – Суд уже назначил твоему отцу временного опекуна. В четверг состоятся слушания по делу, чтобы назначить для него постоянного опекуна.
– Но я же его сын! – возмущается Эдвард. – Кара пока еще несовершеннолетняя.
– Существует вероятность, что судья решит, принимая во внимание… последний поворот событий… что назначенный временно опекун получит постоянную опеку. – Я поднимаю на него взгляд. – Другими словами, ни твое мнение, ни мнение Кары не будет приниматься во внимание.
Эдвард недоуменно смотрит на меня.
– Совершенно посторонний человек? Это безумие! Так поступают, когда никто не хочет брать на себя ответственность. Ради всего святого, у меня есть письмо, подписанное отцом, в котором он просит меня принимать за него решения!
– Тогда тебе лучше вести себя любезно с этой женщиной, когда она придет с тобой побеседовать, – советую я. – Потому что я на девяносто девять процентов уверен, что Кара получила такой же синий конверт, и она будет стараться изо всех сил, чтобы убедить временного опекуна, что она – лучший кандидат на роль постоянного опекуна для вашего отца.
В отличие от других гражданских исков, в суде по делам о наследстве это стандартная процедура. Чтобы назначить кому-то опекуна, истец должен доказать, не оставляя ни малейших оснований для сомнения, что этот человек навсегда утратил дееспособность. Другими словами: чтобы отнять у другого гражданские права и свободы, ты обязан доказать криминал.
– Эдвард, – говорю я. – Мне кажется, пришло время мне взглянуть на это письмо.