Одинокий волк

Я прижимаю ее покрепче и целую, как в последний раз. Мне хотелось бы сказать, что я оптимист, но я постоянно подсознательно жду развода. Жду, что Джорджи скажет, что совершила ошибку и теперь от меня уходит. Когда все хорошо, я почему-то боюсь, что это ненадолго.

Но мне еще нужно рассказать ей, почему Эдварду вообще предъявили обвинение в покушении на убийство.

– Джорджи, – признаюсь я, – это Кара дала показания против Эдварда.

Она слегка покачивает головой, как будто хочет, чтобы в ней прояснилось.

– Это смешно. Она была дома или в больнице, но никак не в суде.

– Ты сама отвозила ее в больницу?

– Нет, но…

– Тогда откуда ты знаешь, что она на самом деле туда ездила?

Джорджи поджимает губы.

– Она бы никогда не поступила так с братом.

– Поступила бы, если бы думала, что это спасет ее отца, – возражаю я.

Знаю, с этим Джорджи не поспорит. Если Люк Уоррен для большинства тех, кто его знает, настоящий герой, то для Кары он просто бог.

– Я ее убью, – негромко обещает Джорджи. – А потом спрошу, о чем, черт побери, она думала!

– Может быть, поступишь наоборот? – советую я.

Потом наливаю растительное масло в котелок и зажигаю под ним конфорку. Когда масло начинает шипеть, а из котелка поднимается пар, я забрасываю в него кубики говядины и овощи. Кухню наполняет аромат лука и перца.

Джорджи, потирая виски, присаживается на стул.

– А Эдвард знает?

– Что знает? – переспрашивает охваченная паникой Кара, неожиданно появляясь на пороге. – Что-то с папой?

Джорджи пристально смотрит на дочь, лицо у нее непроницаемое.

– Я даже не знаю, что тебе сказать… Знаешь, как ты будешь себя чувствовать, если потеряешь отца? Как будто у тебя вырвали частичку сердца. Вот и я так себя чувствую каждый день с тех пор, как твой брат уехал. А теперь, когда Эдвард вернулся, ты пытаешься от него избавиться, обвинив его в попытке убийства?

Кара заливается краской стыда.

– Он первый начал, – отвечает она.

– Тебе же не семь лет! Речь не о том, кто разбил лампу! – кричит Джорджи.

– Он бы убил папу, если бы я вовремя не узнала, что он задумал, и не остановила его, – объясняет Кара. – Мне через три месяца исполнится восемнадцать лет, но на это всем плевать, – продолжает она. – Мое мнение все равно ничего не значит. А теперь скажи, как мне было еще привлечь внимание в этой ситуации?

– Может быть, поступить как взрослый человек, а не избалованный, недовольный ребенок, – возражает Джорджи. – Как ты поступаешь, так люди к тебе и относятся.

– Это ты осуждаешь мое поведение? – скептически усмехается Кара. – А знаешь, что вижу я? Я вижу Эдварда, которому было наплевать на отца целых шесть лет. Вижу врачей, которые торопятся отдать койку новому пациенту, который сможет оплачивать счета. Вижу, что в глубине души ты жалеешь, что шесть лет назад исчез Эдвард, а не я. – Она вытирает глаза здоровой рукой. – Но знаешь, чего я не замечаю? Чтобы хоть кому-то было не наплевать на меня и моего отца!

– Ты что, серьезно думаешь, будто я тебя не люблю? И, если уж на то пошло, не люблю Люка?

Этого я вынести уже не в силах и, нарезая салат и помидоры, вздрагиваю.

– Теперь у тебя есть своя идеальная маленькая семья, – с горечью говорит Кара. – Я здесь, пока ты не выдернула штепсель, верно?

Джорджи отшатывается, как от удара.

– Это нечестно, – отвечает она. – Я никогда не выбирала между тобой и близнецами.

– Но ты же выбрала между мной и Эдвардом, разве нет? – прямо обвиняет Кара. – Побежала за ним по лестнице. Придумала для него оправдания. Наняла адвоката.

– Я люблю его, Кара. И делаю для него то, что должна делать мать.

– А я буду делать для папы то, что должна делать дочь.

Наступает продолжительное молчание. Потом Джорджи подходит к Каре и убирает волосы у нее с глаз.

– Я не ищу оправданий твоему брату, и тебя я люблю не меньше, чем его. Но Эдвард не хотел убивать отца. Он просто хотел дать ему умереть. А это совершенно другое дело, Кара, даже несмотря на то, что ты не хочешь этого видеть.

Она выскакивает из кухни, а Кара, закрыв лицо руками, падает на стул.

– Понимаешь, я не хотела, чтобы ей все пришлось расхлебывать!

Я ставлю перед ней тарелку с лок-лаком, маринованным мясом.

– Наверное, у тебя дар такой.

– Отвезешь меня в больницу?

– Нет. Мне необходимо поговорить со своим подзащитным. Если хочешь навестить папу, придется налаживать дипломатические отношения с мамой.

– Отлично! – бормочет она, потом поднимает на меня глаза. – А Эдвард знает, что я сделала?

– Да. – Я сажусь напротив и облокачиваюсь о стол. – Он слышал все твои показания.

– Держу пари, он жаждет моей крови.

– На твоем месте я бы поостерегся разбрасываться подобными вещами, – предупреждаю я. – А то можешь сама оказаться за решеткой. За лжесвидетельство.

– На самом деле я не хочу, чтобы он попал в тюрьму. Если бы дело зашло так далеко, я бы призналась…

– Закон не подвластен прихотям семнадцатилетней девчонки. Если штат выдвигает обвинение, ты уже не владеешь ситуацией.

Она морщится.

– Я не хотела обманывать. Просто слетело с языка.

– Совсем как в тот раз, когда ты солгала полиции, что не пила в день, когда произошла авария? – уточняю я.