Одинокий волк

– Осгуд послал телеграмму одному своему коллеге в Лондон, – продолжал Филип, подняв голову. – Чтобы тот попытался выяснить, что происходит в Шотландии.

– Хорошо.

– Он считает, что очень важно найти родителей Майкла. К тому же ему хочется побольше раздуть в газетах это дело с графским титулом. Он утверждает, что это то немногое, что можно обратить на пользу Майкла.

– Но ведь это не имеет никакого отношения к делу! Разве не так?

– Верно, но Осгуд говорит, что именно подобные вещи могут повлиять на мнение присяжных. Если он потомок шотландских королей, сын графа… разве он может представлять собой опасность для общества? О подобных вещах не полагается говорить открыто, на них только намекают, но этого достаточно, чтобы жюри присяжных сделало свои выводы.

– Понятно.

Сама Сидни намекала Майклу на нечто подобное. Но если его родителей так и не найдут, намекать в суде будет просто не на что!

– Мистер Осгуд знает, что Майкл и… – Она запнулась, взглянув на Сэма, и задала вопрос по-другому: – Он знает, где был Майкл на прошлой неделе?

– М-м-м… не думаю. Разве что сам Майкл ему сказал. Но это маловероятно.

Сэм повис у нее на ногах, в его голубых глазах, опушенных светлыми ресницами, читалась мольба.

– Я хочу его навестить, Сид. Разве мне нельзя его увидеть? Сидни покачала головой.

– Но почему? Он ведь и мой друг тоже!

– Я знаю, родной.

– Я нарисовал для него картинку. Смотри.

– О, как красиво! Взгляни, Филип.

– Это все мы, видишь? Вот озеро, а вот это Майкл, вот я, вот тут ты, а это Флип.

– Мы играем в мяч? – неуверенно предположила Сидни.

– Да нет же, это Гектор! Ну послушай, Сид, я хочу сам ему подарить. Ты пойдешь его навестить, а мне почему нельзя? Я пойду с тобой. Я знаю, он обрадуется!

– Что? – повернулся к сестре Филип. – Ты собираешься к Майклу в тюрьму?

– Я должна пойти. Там не будет фотографов, – добавила Сидни, сразу предвосхищая возможные возражения.

– Тетя Эстелла знает?

– Пока еще нет.

– А мне почему нельзя? – продолжал канючить Сэм. – Почему ты не хочешь взять меня с собой?

– Потому что детям не место в тюрьме, вот почему. Сидни крепко обняла братишку, чтобы предотвратить дальнейшие споры.

– Прости, но об этом не может быть и речи. Я передам ему твой рисунок. Можешь написать ему письмо, если хочешь. И я скажу ему, как сильно ты по нему скучаешь.

– И когда же ты собираешься сбросить эту милую маленькую бомбочку на голову тетушке? – осведомился Филип.

Сидни закрыла глаза и поежилась, заранее опасаясь предстоящего объяснения. Однако оттягивать его не следовало, от этого стало бы только хуже.

– Сейчас, – устало вздохнула она, взглянув на часы. – Она, наверное, в саду.

– Правильно, – поддержал ее Сэм, – поговори с ней, пока она в саду. Ты ее застанешь в самом хорошем настроении.

– Добрый день, папа.

Сидни удивилась, застав отца в саду в середине дня. В этот час он обычно сидел, запершись в своем кабинете, с головой погрузившись в книги.

– У вас все в порядке?

– Да-да, конечно. Просто вышел сказать твоей тете, что ей звонили.

Он присел на ступенях террасы и снял пенсне, хлопая себя по карманам в поисках носового платка. Поиски не увенчались успехом, тогда профессор вытащил полу рубашки из-под пояса брюк и воспользовался ею, чтобы протереть линзы.

– Кто ей звонил?

– А? Да этот, как его… Ну тот… главный по части роз. Главный по части роз. Поди догадайся.

– Мистер Уилкерсон?

– Да, Уилкерсон. Просил передать, что он сдает дела.

Мистер Уилкерсон был председателем общества любителей роз, а тетя Эстелла – вице-председателем.

– Он увольняется, уходит на покой, не помню, как именно он выразился. По состоянию здоровья. Хочет передать Эсти бразды правления.

Профессор Винтер покачал головой и с недоумением посмотрел на Сидни. Его взгляд внезапно стал сосредоточенным.

– Она даже не пожелала подойти к телефону. Мечтала заполучить это место с тех пор, как я себя помню, а теперь не хочет даже подойти к телефону.

Он покачал головой и нацепил очки на нос. Взгляд за толстыми стеклами был растерянный и грустный.

– О боже, – вздохнула Сидни, опустившись на ступеньку рядом с отцом. – Это все из-за меня.

Он не стал ей возражать, но, к ее немалому удивлению, обнял ее за плечи.

– Ты же не виновата, что так вышло. Ты ничего не могла поделать.

– Верно, папа, не могла, – торопливо согласилась Сидни, растроганная столь неожиданным проявлением сочувствия. – Я не могла просто так дать ему уйти. Если бы он ушел сам, его бы поймали. Я должна была поехать с ним.

– Ты его любишь, Сидни? Я ведь не ошибаюсь?

– Да, папа.

– А он тебя?

– Тоже любит.

– Значит, говорить больше не о чем.

Профессор Винтер запрокинул голову к небу и прищурился, густая сеть мелких стариковских морщин покрыла его лицо. Ветер подхватил редкие белые волосы, поднявшиеся венчиком над его головой. Сидни поцеловала отца в щеку. Он перевел на нее смущенный взгляд и ласково улыбнулся.

– С каждым днем ты все больше становишься похожа на свою мать.

– Правда?

Она решила, что это очень лестный комплимент: ее мать всегда казалась ей красавицей.