Одинокий. Злой. Мой (СИ)

— Да ну тебя! Мне ж в радость! Платош… — она помолчала. — А чего ты звонишь? Ничего не случилось у тебя? Ты не подумай, я очень рада. Но ты же просил время подумать… я не торопила…

— Всё хорошо, — твердо уверил мужчина. — Я как раз успел о многом подумать. Прошлое вспоминал, наше с братьями детство. Как-то накатило. Ты так старалась для нас, а мы и не ценили, наверное.

— Ценили, конечно! Вы такие хорошенькие были, смешные, зелененькие мои мальчуганы.

— Я ещё кое-что вспомнил, как раз в тему детства, — он подумал, задавать ли вопрос, но решил, что назад дороги нет. — Помнишь, у нас мальчишка недолгое время жил? Марком звали. Ты не в курсе, что с ним случилось после?.. Ну, ты сама знаешь, после чего.

Дело в том, что после разговора с Виктором Платон постоянно прокручивал в голове образ того мальчика. Вроде и сказал, что ничего к нему не испытывал — а какое-то странное ощущение сосало под ложечкой.

Все-таки разбередил бес душу своей «психотерапией», сумел пробраться в самое сердце и прогрызть там дыру. Никак не получалось забыть взгляд мамы, когда Платон ей сказал ту страшную фразу про бездомных собак.

Не получалось просто сделать вид, что ничего не было.

Да и от судьбы этого Марка так или иначе зависел исход его собственного ритуала.

Он ожидал, что вопрос может расстроить маму, но она удивительно благодушно ответила:

— У него всё хорошо. Я сама за него волновалась, всё же пацаненок ещё, сиротинушка. Думала, с ума сойду, найду и обратно заберу вопреки воле отца. Но Серп сказал подождать, не пороть горячку. Мы его увидели потом на похоронах его деда, где-то через полгода после произошедшего. Окреп, серьезный такой стал, обращаться научился. Стая его приняла.

— А что с его… разумом?

— Всё восстановилось, — успокоила мама. — Абсолютно нормальный ребенок, мы поговорили немного. Умненький, хорошенький. Серп ещё сказал: «Видишь, я ему новую жизнь подарил, а ты слезы лила». Так что… иногда твой отец своим злом умудрялся совершать добро.

Платон облегченно выдохнул. Эти слова его успокоили. Значит, даже последствия ритуала на разум обратимы. А если его усовершенствовать, если изначально вплести защиту разума в корень ритуала — можно минимизировать все риски.

Главное — результат достигнут. Марк стал оборотнем, хотя природа лишила его этой возможности.

— Это отличные новости, — ответил Платон искренне. — Мне не давала покоя его судьба.

— Это потому что ты у меня всегда был очень отзывчивый и восприимчивый к чужому горю.

Он не стал её разубеждать.

— Ты так и не ответила про здоровье, — перевел тему разговора. — Как твоя спина?

— Да опять защемило, — мама недовольно фыркнула. — Совсем развалина стала, то одно ломит, то второе отваливается.

В тоне чувствовалось легкое кокетство. Орки были гораздо сильнее и выносливее многих других рас, поэтому мама, скорее, просто по-женски просила внимания, чем говорила о реальной проблеме.

— Да какая ты развалина, мам. Ты у нас здоровее всех на свете.

— Ну разумеется, подлиза, — она довольно рассмеялась. — В общем, не волнуйся. Помажу чем-нибудь — всё пройдет. Твое здоровье сейчас куда важнее моего.

— А баба Рая как поживает?

Благодаря её связям — а за несколько сотен лет жизни связей баба Рая накопила вдоволь — Платона не посадили в «Теневерс», а заменили наказание домашним арестом. Бабушка была уже очень плоха, много лет не выходила из дома, да и характер её только портился с каждым новым годом. Но все без исключения Адроны её уважали, даже Серп не лез к бабе Рае, предпочитая держаться от неё на почтенном расстоянии.

— Не скажу, что здорова, но жива, собирается вот женить всех вас, лоботрясов, на детишек ваших поглядеть — и только тогда помирать.

— Значит, ближайшие лет пятьдесят смерть ей не грозит, — прыснул Платон. — А то и вообще бессмертной останется.

— Чего это не грозит? — возмутилась мама, но тотчас поправилась. — Нет, я в том смысле, что пусть баба Рая живет подольше, здравия ей доброго. Но если ты удумал меня без внуков оставить — я тебя отхлестаю розгами, не посмотрю, что лоб здоровенный. Вон, Дитушка женился, Тасенька малыша ждет. Злат тоже остепенился. Только ты и остался.

— Взаперти довольно сложно найти себе пару, — хмыкнул Платон, отгоняя возникший вдруг перед глазами образ Марьяны.

Нет уж, что-что, а они точно не поженятся. С делами закончат и разбегутся.

— Ну вот выйдешь на волю — и чтоб не затягивал, — пригрозила матушка и опять всхлипнула, видимо, вспомнив о положении сына. — Пожалуйста, береги себя, не перетруждайся.

— Мам, перестань. Где я буду перетруждаться? В библиотеке? Тут даже спортзала толком нет, чтобы физически себя нагрузить.

— А ты умственно и не перетруждайся! — тут же нашлась мама. — Ладно-ладно, ты же знаешь, я просто всегда очень нервничаю за вас с братьями. Спасибо, что позвонил мне. Услышала твой голос, и сразу на душе так радостно стало.

— Спасибо, что любишь меня любым, — ответил ей Платон.

За месяц до этого

Розовый кадиллак, подъехавший к стенам «Теневерса», смотрелся рядом с магической тюрьмой на редкость неуместно и чуждо.