Одинокий. Злой. Мой (СИ)

Водитель оказывается проворнее. Он одним отточенным движением выбрасывает на землю артефакт-кристалл синего оттенка. Вспышка света на миг ослепляет Платона, а когда в глазах проясняется, перед ним стоит низенькая девчушка лет двенадцати, тонкая, как струна. У неё две белесые косички и строгий недетский взгляд.

— Статья сто тридцать третья. Совершение побега из «Теневерса», — произносит она монотонным старушечьим голосом. — Мера наказания — смертная казнь…

Платон дергается, поднимает вверх руки. Он объяснится, пусть его только выслушают. Это чудовищная ошибка. Недоразумение.

Он — не отец.

— Попытка оказать сопротивление арбитрам при исполнении, — бормочет девочка, ни к кому конкретно не обращаясь.

Через секунду она скачком оказывается возле него, обращается в чудище — мохнатое, огромное, с крокодильей головой и огромной пастью. Раз, и эта пасть попросту заглатывает голову Серпа Адрона. Хрустят позвонки. А затем монстр выплевывает её, и та как мячик катится по асфальту.

— Предлагаю отчет не составлять, а то погрязнем в бюрократии, а я только из отпуска вышла, — скучающим тоном заявляет девчушка, вернув прежний облик и облизав губы. — Его всё равно в морг везли. Положим в гроб, башку на место приставим — как новенький будет.

Водитель лишь сглатывает, смотря на то, как под обезглавленным телом расплывается лужа крови…

Видение пролетело быстро, за секунду, мелькнуло перед глазами и исчезло. Не потребовалось даже осмысливать его — оно запомнилось так, будто всегда было в разуме Платона.

Всё ясно, водителя лучше не трогать. А если просто выломать крышку гроба и дождаться, когда они доедут до места назначения?

…Смерть поджидает в стенах крематория. Всё тот же артефакт или сирена тревоги, на которую реагируют арбитры…

А если попытаться сбежать прямо так, пока машина едет? Выскочить на каком-нибудь светофоре или даже на полном ходу — регенерация залечит раны.

…Смерть подстерегает в лесах и улочках, идет по пятам, дышит смрадом в спину. Его ищут, его находят, его уничтожают…

…В каждом биении сердца — смерть…

В любой из концовок Платона отлавливали арбитры. Они брали его след, они настигали его и убивали без толики сожаления. Их не интересовало, кто он такой, они не слышали его объяснений — его ждала гибель.

Во всех исходах.

Это походило на шахматную партию, ставка в которой — его собственная жизнь. Он пытался ходить наперед, но раз за разом получал «шах и мат». Точно в компьютерной игре, в безумном квесте, где любой неверный шаг оборачивался надписью «Игра окончена», но у тебя есть шанс перепройти её заново — и ты до безумия жмешь на «Начать сначала».

Пугало только то, что правильной развязки вообще могло не быть.

А если…

Очередная идея прокрутилась в голове, и Платон не увидел своей гибели. Он приготовился к ней, напрягся уже привычно — но, кроме разбросанных мыслей, в голове не появилось никаких образов. Никаких картинок. Никаких последствий.

Хм, он нащупал ту развилку, в которой есть шанс на спасение?

Губы пересохли, он облизал их и прикрыл веки.

Дорога предстояла долгая, хотя бы потому, что каждая секунда казалась бесконечной.

Фургон припарковался у въезда в крематорий. Платон догадался по мужским крикам — «Левее!», «Назад сдай!» — а потом дверца со скрипом открылась, и его гроб первым подняли с обеих сторон. Его куда-то несли грузчики, переговариваясь об обеде, так буднично, словно не тела таскали, а мешки с картошкой.