Одинокий. Злой. Мой (СИ)

Оказавшись на улице, Платон с жадностью сделал несколько вдохов. После нескольких часов в закрытом гробу начинаешь ценить такие маленькие радости, как возможность просто свободно дышать свежим воздухом. Крематорий находился где-то в лесу, судя по солнцу, сейчас стояло раннее утро. Само здание было кирпичной двухэтажной коробкой. Обветшалое, с отваливающейся штукатуркой.

Чтобы не искушать судьбу понапрасну, Платон перелез через забор из железных прутьев. Это далось на удивление легко. Похоже, даже несмотря на проведенное в заключении время, тело отца было в неплохой форме. Наверное, он бы мог и боевую форму сейчас запросто принять, вот только пробовать не хотелось — еще, не дай небо, порвет одежду, и потом по лесу придется голышом щеголять.

От крематория через лес вела одна-единственная дорога. Даже не дорога, а так — тракторная колея, скорее. Идти по ней не рискнул. Слишком большой шанс столкнуться с кем-нибудь. Поэтому пошел параллельно, на отдалении. Периодически выходя к этой самой дороге, чтобы не потерять направление.

Идти пришлось часа четыре, а может, больше, часов не было, но солнце перевалило далеко за середину неба.

«Хоть бы трупы осмотрел, вдруг бы нашел чего ценного», — попенял себе мужчина, но, с другой стороны, скорее всего, ничего путного он бы не нашел, раз тела собирались сжечь, а вот время, которое сейчас единственно было ценно, — мог бы потерять.

Наконец тракторная колея переросла в полноценную гравийную дорогу, а затем он вышел к асфальту.

Ловить попутку оказалось делом неблагодарным. Грязного старика никто за просто так желанием подвозить не горел.

Мимо промчалась грязная старенькая иномарка. Едва Платон взглянул на водителя, как перед глазами всплыло очередное видение.

Столица, площадь трех вокзалов. До перехода идти далеко, так что он решает перебежать дорогу в неположенном месте. В руках билеты на поезд, он безостановочно смотрит на часы, совсем скоро отправление.

Машины гудят, визг тормозов.

Одна из легковушек не успевает остановиться. Удар. Тьма.

Платон вскинул голову, не сразу сообразив, что это было. На этот раз видение не касалось его собственной жизни, но ощущалось не менее явственно.

Старенькая иномарка проехала мимо, а Платон не мог даже предупредить водителя. Да и что бы он ему сказал? Не переходи дорогу в неположенном месте?

Следующий встречный автомобиль ехал в противоположную сторону, но так как Платон понятия не имел, куда ему надо, то замахал и ему.

На этот раз за рулем оказалась женщина пожилого возраста.

Он увидел ее в кровати, старую и морщинистую. Она беспокойно спала, ворочаясь из стороны в сторону, на лице залегла складка. Но затем губы вдруг тронула улыбка, лицо расслабилось. Еще несколько мгновений, и видение стало затухать, распадаясь черными точками.

Она просто умерла во сне.

Эта женщина тоже проехала мимо, не останавливаясь.

Понимая, что шансов, что его подберут, мало, Платон просто выбрал сторону наугад и пошел вперед по обочине, надеясь, что прежде найдет табличку с названием какого-нибудь населенного пункта, чем его хватятся.

Видения о собственной гибели пока не возникали, а это уже было хорошим знаком.

И, вместе с тем, нельзя было не усмехнуться над иронией судьбы. Так давно мечтал о даре, который получил брат. И вот наконец желанный дар у него. Вот только цена оказалась настолько велика, что как теперь выжить, остается вопросом.

К арбитрам идти нельзя — это он уже уяснил из предыдущих видений, те не станут разбираться, попросту уничтожат на месте как сбежавшего из тюрьмы преступника.

К братьям? Мысли об этом пока ни к чему не приводили. То ли к Диту и Злату было идти безопасно, то ли пока нет шансов, что он вообще до них доберется.

Мимо проезжали машины. Образ смерти водителей и пассажиров каждый раз вставал перед глазами, стоило посмотреть на кого-либо. Молодые и старые, хорошие и плохие. Кто-то раньше, кто-то позже. Все они так или иначе должны были умереть. Это оптимизма ситуации не добавляло.

«Как же Дит управляет этим чертовым даром?» — Видеть чужие смерти оказалось неприятно. Платону никогда особо не было дела до других людей или нечисти, он замкнулся сам в себе и своих интересах, а тут эти самые люди без спросу врывались в его душу и выворачивали наизнанку своими личными трагедиями.