Одиссей Фокс

Оно врезалось в немягкую поверхность и разбилось на куски: звон хрусталя, сверкание осколков, вскрики Рин, Норы и Макса, ошарашенный вид инспектора, восторженный ах малышки и всполох синего неба в восхищённых глазах отца. Всё это перекрыл нарастающий беззвучный хор, хлещущий шелест — сизая дымка целой туманности сплетённых эмоций вырвалась на свободу, всех обдало то ли ветром ментального взрыва, то ли волной расходящихся освобождённых чувств…

— Сумасшедший! — крик Норы Шеллер, болезненный и злой.

— Это вещественное доказательство! — конечно же, Клеасса.

Рин в шоке смотрела на детектива, а Макс нервно вскинул руки:

— Это моё имущество, — его лицо потемнело. — Это последнее, что от неё осталось!

— Верно, — сказал Фокс в наступившей тишине. — Ваше имущество. Лучшая и самая судьбоносная из работ гениальной Рин Шеллер, чьё имя совсем скоро прогремит на всю галактику. Ведь она не только создала несколько шедевральных эфиограмов в свои неполные пятнадцать лет, но и превысила все существующие пороги. Сумела оперировать таким количеством и такой чистотой эмоций, которым не оперировал никто и никогда. А ещё умерла уникальной смертью.

Он развёл руки, показывая широту хайпа.

— Ребёнок-эмфари, погибший от мощи собственного гения. Сенсация, достойная галактических СМИ. Но этот гений создал лишь несколько работ, и только они останутся в мировой копилке сокровищ… И все они принадлежат тебе, Макс.

Молчание придавило комнату многотонным прессом, девочка с ужасом смотрела на мужчину, которого любила больше всех — но он был законопослушным и нормальным гражданином и не позволил себе любить её в ответ.

— Нет, — не поверила Рин. — Макс не мог убить меня из-за денег! Он такой человечный, великодушный и щедрый!

— Был. Пока Рин Шеллер со всей мощью своего гения не забрала все эти качества, чтобы победить Отчаяние и создать свой лучший эфиограмм. Пока ты не выдрала из Макса Неймана всё лучшее, что в нём было. Остался лишь голый и прагматичный бизнесмен, инвестор, который после нескольких сеансов эксации закономерно осознал, что очень глупо вкладывать массу денег и времени в развитие юного гения, сопровождение её за ручку по жизни на протяжении многих лет, и долгосрочное ожидание. Куда проще устроить Рин Шеллер красивую смерть уже сейчас. И получить её работы, которые в течение года после этой сенсации с руками оторвут лучшие коллекционеры со всей галактики. Быстро, эффективно, крайне прибыльно.

Куратор дрогнул и отступил на шаг, к его лицу словно приросла чужая античная маска, неслышимый шёпот носился вокруг него, словно голоса совести, человечности, великодушия и задавленной любви. Они молили и стенали, и только он их слышал, не мог от них спрятаться, потому что это были его чувства и голоса.

— У Макса был прямой доступ ко всем системам и настройкам, правовой статус владения всей техникой, а потому наивысшие права. Он отдал смертельные приказы от лица Рин, пока обе девочки были сначала перегружены созданием шедевра, а затем пытались пережить агонию. Отец открутил веньеры, но как только он отвернулся, Макс прагматично вернул их на максимум, чтобы Рин умерла.

Нейман замычал, схватившись за голову. Человечность возвращалась к нему вместе с пониманием ужаса совершённого, вместе с водопадом шока и боли. Ведь обычный Макс никогда бы не убил девочку, она была ему так дорога! Дороже денег. Но после трёх сеансов, в которых такая талантливая, такая смеющаяся и серьёзная Рин взяла у мужчины всё, чем в нём восхищалась — от него остался полупустой, искалеченный остов. Который легко посчитал выгоду и легко убил.

Макс застонал и упал на колени, закрыв руками лицо, мокрое от слёз.

— Чувства и качества, которых он был лишён, возвращаются, — печально сказал Фокс. — Не знаю, что скажет по этому поводу суд вашей планеты. Насколько это было умышленное убийство, насколько убийца Макс Нейман, какова мера его вины. Не мне решать.

— Рин, — утробно простонал куратор, на коленях потянувшись к ученице, распростёртой в мастерской. Он смотрел сквозь плачущий призрак девочки на мёртвое тело, белевшее в полутьме. — Что я наделал…

Клеасса встрепенулась, приходя в себя посреди омута гаснущих, рассеянных чувств.

— Макс Нейман, — сказала она тихо и даже почти скорбно. — Вы признаёте свою вину?

— Да, — застонал тот. — Признаю! Признаю!

Мать и отец не пытались наброситься на убийцу или что-нибудь швырнуть. Не потому, что их и Макса ограждали силовые поля деловитых полицейских шмелей, а потому, что правда высилась на пути у чёрно-белых действий.

— Пожалуйста, — выговорил куратор, повернув багровое лицо к Норе. — Простите меня, я не хотел! Это не я убил Рину, это какой-то кошмар. У меня… Были чувства к вашей дочери, но я их задавил… Простите! Как вам помочь…

Мать накрылась подушкой и беззвучно завыла в неё, отец поднял малышку на руки и вышел с ней на улицу, к утреннему солнцу, играть на многофункциональной площадке с другими детьми.

— Выставь работы Рин на аукцион, — сказал Одиссей. — А деньги отдай её семье. Им нужно убраться с этой планеты и вернуться на свободу.