Одиссея капитана Блада

находилось десять человек охраны, я имею в виду скорее цель их оставления,нежели обязанности, которые они на самом деле исполняли. В то время какпочти вся команда корабля пьянствовала и бесчинствовала на берегу,остававшийся на борту канонир со своими помощниками, так хорошообеспечившими легкую победу, получив с берега вино и свежее мясо, пировал напушечной палубе. Часовые – один на носу и другой на корме – несли вахту.Но их бдительность была весьма относительной, иначе они давно уже заметили

бы две большие лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовалисьпод кормой корабля.С кормовой галереи все еще свисала веревочная лестница, по которой днемспустился в шлюпку дон Диего, отправлявшийся на берег. Часовой, проходя погалерее, неожиданно заметил на верхней ступеньке лестницы темный силуэт.

– Кто там? – спокойно спросил он, полагая, что перед ним кто-то из

своих.

– Это я, приятель, – тихо ответил Питер Блад по-испански.

Испанец подошел ближе:

– Это ты, Педро?

– Да, меня зовут примерно так, но сомневаюсь, чтобы я был тем Питером,

которого ты знаешь.

– Как, как? – останавливаясь, спросил испанец.

– А вот так, – ответил Блад.

Испанец, застигнутый врасплох, не успев издать и звука, перелетел черезнизкий гакаборт note 28 и камнем упал в воду, едва не свалившись в одну излодок, стоявших под кормой. В тяжелой кирасе, со шлемом на голове, он сразуже пошел ко дну, избавив людей Блада от дальнейших хлопот.

– Тс!.. – прошептал Блад ожидавшим его внизу людям. – Поднимайтесь

без шума.Пять минут спустя двадцать ссыльных повстанцев уже были на борту.

Выбравшись из узкой галереи, они ничком растянулись на корме. Впереди горелиогни. Большой фонарь на носу корабля освещал фигуру часового, расхаживавшегопо полубаку note 29. Снизу, с пушечной палубы, доносились дикие крики оргии.Сочный мужской голос пел веселую песню, и ему хором подтягивалиостальные:Вот какие славные обычаи в Кастилии!

– После сегодняшних событий этому можно поверить. Обычаи хоть куда! –