Одиссея капитана Блада

пододвинул стул к грязному столу. – Мое имя Левасер, – сообщил он тремсобеседникам, из которых по крайней мере двое подозрительно егорассматривали. – Вы, должно быть, слыхали обо мне.Да, его имя, конечно, было им известно. Левасер командовалдвадцатипушечным капером, неделю назад бросившим якорь в Тортугской бухте.Команда корабля состояла из французов-охотников, которые жили в севернойчасти Гаити и ненавидели испанцев еще сильнее, чем англичане. Левасервернулся на Тортугу после малоуспешного похода, однако потребовалось бынечто гораздо большее, нежели отсутствие успехов, для того чтобы умеритьчудовищное тщеславие этого горластого авантюриста. Сварливый, как базарнаяторговка, пьяница и азартный игрок, он пользовался шумной известностью удикого "берегового братства". За ним укрепилась и еще одна репутация совсеминого сорта. Его щегольское беспутство и смазливая внешность привлекали кнему женщин из самых различных слоев общества. Он открыто хвастался своимиуспехами у "второй половины человеческого рода", как выражался сам Левасер,и надо отдать справедливость – у него были для этого серьезные основания.

Ходили упорные слухи, что даже дочь губернатора, мадемуазель д'Ожерон,вошла в число его жертв, и Левасер имел наглость просить у отца ее руки.

Единственно, чем мог ответить губернатор на лестное предложение стать тестем

распутного бандита, – это указать ему на дверь, что он и сделал.Левасер в ярости удалился, поклявшись, что он женится на дочеригубернатора, невзирая на сопротивление всех отцов и матерей в мире, ад'Ожерон будет горько сожалеть, что он оскорбил будущего зятя.Таков был человек, который за столиком портовой таверны предлагалкапитану Бладу объединиться для совместной борьбы с испанцами.Лет двенадцать назад Левасер, которому тогда едва исполнилось двадцатьлет, плавал с жестоким чудовищем – пиратом Л'Оллонэ – и своимипоследующими "подвигами" доказал, что не зря провел время в его школе. Среди"берегового братства" тех времен вряд ли нашелся бы больший негодяй, нежелиЛевасер. Капитан Блад, чувствуя отвращение к авантюристу, все же не моготрицать, что его предложения отличаются смелостью и изобретательностью и

что совместно с ним можно было бы предпринять более серьезные операции, чем

те, которые были под силу каждому из них в отдельности. Одной из такихопераций, предлагаемых Левасером, был план нападения на богатый городМаракайбо, лежавший вдали от морского берега. Для этого набега требовалосьне менее шестисот человек, а их, конечно, нельзя было перевезти на двухимевшихся сейчас у них кораблях. Блад понимал, что без двух-трехпредварительных рейдов, целью которых явился бы захват недостающих кораблей,не обойдешься.Хотя Левасер не понравился Бладу и он не захотел сразу же брать на себякакие-либо обязательства, но предложения авантюриста показались емузаманчивыми. Он согласился обдумать их и дать ответ. Хагторп и Волверстон,не разделявшие личной неприязни Блада к этому французу, оказали сильноедавление на своего капитана, и в конце концов Левасер и Блад заключили

договор, подписанный не только ими, но, как это было принято, и выборными

представителями обеих команд.Договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи,захваченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут

действовать не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строгоучитываться: корабль оставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а двепятых обязан был передать другому кораблю. Эти доли в соответствии сзаключенным договором следовало честно делить между командами каждогокорабля. В остальном все пункты договора не отличались от обычных, включаяпункт, по которому любой член команды, признанный виновным в краже илиукрытии любой части трофейного имущества, даже если бы стоимость утаенногоне превышала одного песо, должен был быть немедленно повешен на рее.

Закончив все эти предварительные дела, корсары начали готовиться к

выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасер едва не был застреленстражниками, когда перебирался через высокую стену губернаторского сада, длятого чтобы нежно распрощаться с влюбленной в него мадемуазель д'Ожерон. Емуне удалось даже повидать ее, так как по приказу осторожного папы стражники,сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников, дважды в него стреляли.Левасер удалился, поклявшись, что после возвращения все равно добьетсясвоего.

Эту ночь Левасер спал на борту своего корабля, названного им, схарактерной для него склонностью к крикливости, "Ла Фудр", что в переводеозначает "молния". Здесь же на следующий день Левасер встретился с Бладом,полунасмешливо приветствуя его как своего адмирала. Капитан "Арабеллы" хотелуточнить кое-какие детали совместного плавания, из которых для наспредставляет интерес только их договоренность о том, что, если в море –

случайно или по необходимости – им придется разделиться, они поскорее

должны будут снова встретиться на Тортуге.Закончив недолгое совещание, Левасер угостил своего адмирала обедом, иони подняли бокалы за успех экспедиции. При этом Левасер проявил такоеусердие, что напился почти до потери сознания.Под вечер Питер Блад вернулся на свой корабль, красный фальшборткоторого и позолоченные амбразуры сверкали в лучах заходящего солнца.На душе у него было неспокойно. Я уже отмечал, что он неплохоразбирался в людях, и неприятное впечатление, произведенное на негоЛевасером, вызывало опасения, увеличивавшиеся по мере приближения выхода вморе. Он сказал об этом Волверстону, встретившему его на борту "Арабеллы":