Одиссея Хамида Сарымсакова

Тогда Хамид не очень-то поверил рассказу разведчика. Мало ли на фронте гуляет самых фантастических баек!.. Но сейчас он понял, что солдат говорил чистую правду, и награды он был достоин самой высокой пробы.

Дикая, изматывающая душу боль. Правда, у него, Хамида, не рана — просто кожа потрескалась. Но все равно... Это даже хуже зубной боли. И утишить ее невозможно.

...Хамид приподнялся в лодочке, стал снова с надеждой всматриваться в горизонт... И — о радость!.. Он увидел корабль. Военный корабль, по очертаниям — наш эсминец. Еще в училище он назубок выучил %силуэты наших черноморских военных кораблей. Наш!..

Корабль действительно плыл. Но он плыл над горизонтом, вниз мачтами!.. Эсминец где-то там, далеко-далеко. Рефракция, преломление лучей, сыграла злую шутку, вселив на секунду надежду на спасение.

.... Солнце вновь скрылось за горизонтом. Содрогаясь от изматывающей малярийной дрожи и сознания собственного бессилия, Хамид укрылся парашютом и впал в полубредовое состояние. В порыве малодушия он решил доесть оставшиеся дольки шоколада и выпил всю воду. Пошарил по карманам в надежде найти еще что-нибудь и обнаружил... третью ампулку со спиртом. Но тут на него вдруг напал стих бережливости. Нет, решил он, это последнее, что у меня остается. Надо оставить на «черный день».

На «черный день»! Возможны ли дни еще чернее!

Ночь опустилась на море. Он спал и не спал. Являлись какие-то видения: то наш матрос протягивал ему руку, то фашист, злобно усмехаясь, тянул к нему свои паучьи клешни...

Так миновали еще сутки, 22 августа 1944 года.

ГЛАВА XIV. УЖАС

День третий

Впав в забытье, Хамид увидел себя в Ташкенте. Он пришел с товарищами в парк Тельмана и взбирается на парашютную вышку. Снизу ему кричат: «Слезай!.. Сейчас налетит шквал и тебя швырнет вниз!..» А он лезет, лезет, лезет наверх. На площадке его встречает почему-то авиамеханик Борис Коновалов. «Как ты здесь очутился?» — удивляется Хамид. Борис отвечает: «А я, товарищ лейтенант, за вами повсюду. Я забочусь не только об исправности «пешки», но и о здоровье экипажа». «Но ведь еще нет никакой войны, и я не лейтенант, а школьник». «Ну и что с того? — улыбается Коновалов. — Всему свое время. Давайте я вам парашютную систему подгоню... Вот так. Хорошо. Не бойтесь шквала, прыгайте — я отвечаю!»

И тут налетел ураган. «Прыгай, лейтенант!..» — истошно закричал Коновалов. Хамид прыгнул, его завертело, закрутило, а снизу откуда-то взявшиеся пожарные стали поливать Хамида из множества брандспойтов. Ураганный ветер швыряет парашют из стороны в сторону, вода захлестывает, Хамид хочет закричать, но не может — вода тугой струей хлынула в рот...

Хамид открыл глаза: что это? Продолжение кошмара?!

Нет, вроде. Он в море и его бросает с волны на волну, накрывая пенистыми гребешками... А где лодка? Почему я в море?

Куда девалось вчерашнее тихое, гладенькое Черное море? Теперь оно разгулялось четырех-пятибалльными волнами. Шквалистый ветер, соленые брызги... Обессилевший, измученный малярией, голодом и жаждой парень во сне вывалился из лодочки. Теперь его надежда лишь на спасательный жилет. Падая в волны, он увлек с собой, видимо, и парашют, которым укрывался. Ну, кажется конец, — вяло подумал Хамид. Он изнемог от двухдневного пребывания в воде, под палящими лучами солнца, обессилел, томимый жаждой и малярийным ознобом.

Он наглотался морской воды и его тошнило.

Один-одинешенек в бушующем море, его бросает с волны на волну, словно щепочку. Швыряет среди ночи, при призрачном свете луны. Соленая вода разъела кожу, причиняет мучительную, нестерпимую боль.

Он не в силах переносить такие нечеловеческие страдания!..

И вдруг он увидел при свете луны свою лодчонку, ее швыряло с волны на волну совсем недалеко. И сразу же Хамид почувствовал прилив сил. Не обращая внимания на боль, он стал барахтаться, стараясь подплыть к лодочке. А она, словно издеваясь, то приближалась, скатившись с очередной волны, то вновь убегала на курчавом гребне.

Но человек продолжал бороться за жизнь.

К рассвету он все же ухватил ЛАС за якорный конец и затем, тяжело дыша, долго отдыхал, набираясь сил, чтобы взобраться на утлое свое суденышко. Наконец, после множества неудачных попыток, втиснул туловище. Лежал, все еще задыхаясь, широко, по-рыбьи, открывая рот.

То ли от страшного напряжения, то ли еще почему — исчез малярийный озноб. Но от голода и жажды истощенный, обезвоженный его организм — хотя он полтора суток мок в воде! — безмолвно вопиял: «Воды!.. Хотя бы только глоток воды!..»

А вокруг было море воды.

...Хамид увидел плывущий прямо на него линкор «Севастополь», рванулся, чуть не опрокинув лодчонку, но тут же остатки здравого смысла подсказали ему, что это галлюцинация. Нечего линейному кораблю делать без морского и авиационного прикрытия, вблизи вражеских берегов!.. И тут же линкор растаял, исчез.

Надо!.. Надо самому плыть к своим!.. Хамид стал искать весла-ласты. Они исчезли. Видимо, вывалились, когда Хамид выпал из лодки и опрокинул ее.