И второе. Повествование о дальнейших приключениях моего героя — приключениях поразительных, невероятных — следует оценивать не с позиций того давнего и сурового, жестокого времени, но взглянуть на все обстоятельства глазами сегодняшнего человека. В грозную военную годину лозунг «Убей немца!» взывал к советским людям даже с обложек школьных тетрадок. Теперь же мы знаем, что далеко не все немцы были нацистами, что в глубоком германском тылу не без успеха действовало антифашистское подполье, что даже в самую тяжкую пору, когда гитлеровцы прорвались к Волге, — в эту, казалось бы, безысходную пору — на нашу сторону переходили не только немецкие солдаты, но и офицеры, ненавидевшие фашизм.
И, наконец, последнее. Суровые законы военного времени в существе своем были гуманны и справедливы. Но приводят в действие эти законы люди. А среди них, к сожалению, попадались тогда (да и сейчас, увы, попадаются) люди глупые, перестраховщики, бездумные служаки, «пришебеевы». В подтверждение сказанному приведу обширную, но очень нужную, на мой взгляд, выдержку из книги А. И. Покрышкина.
В одном из воздушных боев был сбит боевой друг Покрышкина Иван Бабак. Он покинул горящий истребитель, выбросившись с парашютом, был схвачен немцами. Трижды Герой Советского Союза случайно узнал, что Бабак находится где-то в Чехословакии и отправился на розыски. И вот наконец...
«К вечеру мы подскочили еще на один пересыльный пункт. Часовой, охранявший ворота изгороди из колючей проволоки, не пропустил нас. Мы вызвали начальника.
— Летчики есть, — коротко сообщил он. — Один из них осточертел мне своими домогательствами. Выдает себя за Героя. Видали мы их!..
... Бабак появился на пороге — оборванный, с черными струпьями от ожогов на лице, худой, изможденный. Увидев нас, он бросился к нам, но начальник конвоя преградил ему путь.
— Гражданин, назад! — заорал он.
Мы подошли к Бабаку, обступили его.
Начальник притих.
— Я забираю капитана Ивана Бабака в свою часть, — сказал я ему. — Мне неизвестно, где вы были во время войны, по вас не видно, чтобы вы воевали с винтовкой в руках или на танке, а он сбил в воздухе свыше тридцати самолетов. Он заслужил любовь всего народа.
... Мы все же увезли Бабака»[24]
.Ну, что, казалось бы, стоило начальнику конвоя доложить о Бабаке по начальству?.. Куда там! «Видали мы их!»
А теперь, после несколько затянувшегося, но необходимого комментария, продолжу повествование.
... Хамиду казалось, что его мучит кошмар... Его отвязали от конца, с помощью которого подняли на палубу, обыскали лежащего, бессильного. Отнесли в каюту (койка в два этажа, столик, стул), раздели до трусов. Всю одежду унесли. Пришел офицер, видимо, врач, влил в рот полумертвому молодому человеку что-то спиртное, смазал мазью раны и трещины на теле. При этом он что-то бормотал себе под нос, — то ли ругал своего «пациента», то ли подбадривал.
Затем явились два матроса. Один принес поесть — кашу и кофе. Второй сел на табурет у двери. Охрана.
Хамиду немного полегчало. Он сел на койке, посмотрел на матроса-охранника. Тот сидел неподвижно, как истукан, глядя перед собой напряженно и бессмысленно.
Часа через три принесли высушенную одежду — комбинезон, китель, меховую кожаную куртку, носки. А тельняшку не вернули. Наверно, сочли почетным трофеем.
Опять накормили. Супчик какой-то, совсем не флотского образца, кофе с кусочком хлеба. И все это молча, бесстрастно, словно в каюте не летчик со сбитого самолета, а неодушевленный предмет.
... Часовой вдруг вскочил, вытянулся, и Хамид увидел входящего в каюту рослого белокурого офицера с различными наградами на кителе. Он начал на ломаном русско-немецком языке.
— Флюгцойг?... Официр?
Лгать бессмысленно. ЛАС авиационного образца, на кителе лейтенантские погоны.
— Летчик.
— Констанца бум-бум?
— Бум-бум.
— Коммунист?
— Коммунист.
Дальше началась совсем уж тарабарщина. Хамид лишь понял, что немецкий корабль-сторожевик, он же охотник за подлодками, идет из Констанцы, где ему изрядно досталось от советских пикировщиков, в болгарский порт Варну. Штурман удивился и, лихорадочно припоминая немецкие слова школьного курса, переспросил: Вохин геен?
— Варна.
Молодцеватый, спортивного вида офицер проговорил еще что-то и ушел.
Молодой человек попытался встать с койки, но не смог. Ноги не держали. Тогда он лег и заснул мертвым сном.
Проснулся утром и не понял в чем дело. Под ним ничего не колебалось, не качалось. Выглянул в иллюминатор — корабль пришвартован к пирсу. Глянул на выход из каюты, — у дверей сидит охранник.