Одна беременность на двоих

На лице Аманды появилась знакомая морщинка беспокойства, которая тут же из девочки превратила её в женщину, и эта перемена мне совсем не понравилась, хотя в тот момент я не могла адекватно ни на что реагировать. Мне вдруг захотелось помолиться, чтобы завтра проснуться в мокрых от крови трусах. Я не вынесу, просто не вынесу этого ожидания.

— Ложись спать, — рука Аманды легла мне на плечо, но все моё тело закостенело настолько, что я даже не дёрнулась. — Всё равно уже поздно, а завтра… Если тебе все ещё будет так плохо, то останемся дома, и я… Я смогу тебя нарисовать, и тебе придётся улыбаться…

И она улыбнулась, тепло и спокойно, как четверть часа назад, когда рассматривала детские вещи, а вот я, я не сумела улыбнуться в ответ. Я просто повалилась на подушку, так и не убрав от подбородка коленок, и каким-то чудом уснула вот так, не раздеваясь. Уснула мгновенно, словно сработал какой-то защитный механизм, и где-то там, в подкорке, какие-то молоточки звонко выстукивали фразу Аманды: «У меня, кроме тебя, никого нет…»

Глава сорок четвертая "Пленер в греческом стиле"

Это было самое страшное утро в моей жизни. Я открыла глаза, но вместо белых шкафчиков кухни увидела мерцающих светлячков и, приподнявшись на локтях, тут же почувствовала неудержимый приступ тошноты. Словно лунатик, я сползла с дивана и зигзагом, от стенки к стенке, зажав рукой рот, сумела добежать до туалета. Из последних сил я включила в кране воду, чтобы Аманда, если вдруг проснулась, ничего не заподозрила. Желудок с вечера был пуст, потому по воде унитаза нарисовался очень живописный жёлтый круг. Горло саднило от несплюнутой желчи, но сколько бы я не пыталась выдавить из себя всё то, что стояло в горле, ничего не получалось. Рот сводило от разлившейся по языку кислоты, и под звук спускающей воды, я принялась вымывать горечь ментоловым ополаскивателем.

Из зеркала на меня смотрела совершенно белая физиономия с лопнувшим в правом глазу сосудиком. Я тяжело дышала на манер Аманды, стараясь унять тошноту, но мутить меня не переставало, хотя низ живота, к счастью, тянуло уже не так сильно, как ещё минуту назад. Хотя упоминать слово «счастье» в сложившейся ситуации было глупо.

Я опустилась, как была, в одних трусах, на ледяную плитку и пару раз ударила затылком по стене, словно это могло помочь собрать воедино разрозненные мысли, чтобы здраво оценить моё незавидное положение. Меня часто мутило в первые дни цикла, но сегодняшнее моё состояние наводило на совсем иные мысли, которые заставляли меня холодеть и чувствовать, как по внутренней стороне рук текут две тонкие струйки холодного пота. Как такое возможно, как?!

Я с трудом соскребла себя с пола и заставила пройти на кухню, где в вазе лежали зелёные яблоки. Я мужественно вгрызлась в одно из них на манер зайца, передними зубами, и тут же с несказанным облегчением ощутила горьким языком кисловатый яблочный сок. На барной стойке лежал телефон, и я принялась судорожно искать описание первых признаков беременности. Пальцы тряслись, путая буквы, и если бы не всплывшие в поисковой строке подсказки, мне никогда бы было не набрать эту эшафотную фразу. С прочтением каждой новой подсвеченной выдержки, экран всё больше мутнел от навернувшихся слёз. До сегодняшнего утра я не знала, когда происходит овуляция, бывает ли та поздней и как «резинки» дают осечку. С просторов всемирной сети на меня поднимался цунами безысходности, под напором которого я выронила телефон и привалилась к стойке, почувствовав, как у меня вновь зарябило в глазах. За что это мне, за что?!

Я старалась не заплакать, я просто не могла позволить себе слёз перед Амандой. Она ни в коем случае не должна догадаться о моём положении и о том, какое решение я приняла. Я сделаю это молча, и никто и никогда не узнает про аборт, кроме, конечно, отца, который увидит счёт от врача, но я уверена, что он точно поймёт и поддержит меня. В горле стоял ком то ли желчи, то ли слёз, то ли ужаса от сознания того, какой несправедливо жестокой я была по отношению к Аманде полгода назад. Как, как я могла сейчас позвонить Стиву и сообщить о ребёнке, когда даже в страшном сне не могла представить его в своей жизни! Только я… Я не могла представить и ребёнка… Аманда как раз послезавтра идёт на осмотр, и я пойду с ней, чтобы всё обсудить с врачом. И это закончится, закончится совсем скоро, а сейчас надо попытаться взять себя в руки, чтобы Аманда не догадалась… Уж она и минуты не станет мешкать, чтобы позвонить своему дружку…

Я принялась медленно двигаться вдоль барной стойки, чувствуя неимоверную тяжесть в ногах.

— Кейти, тебе плохо?

Я замерла, как вкопанная, и обернулась к дивану. Аманда сидела на нем, выгнувшись назад, чтобы растянуть затёкшую спину.