Одна маленькая ложь

Провожаю глазами его спину, не переставая ощущать на себе взгляд темных глаз Эштона. Чувствую легкий дискомфорт и решаю, что на сегодня спиртного уже достаточно – и вовсе не из-за татуировок. А еще пора бы прогуляться в уборную. Уже в пятый раз.

Возвращаюсь к столику, когда группа уже играет следующую композицию – медляк. Танцпол забит людьми – кто покачивается в ритм музыке, кто подошел к сцене поближе поглазеть на вокалиста. Тай бросает недвусмысленные взгляды на Сан: я сегодня здесь с ней столкнулась и имела неосторожность подвести к нашему столику – познакомить с компанией. Эштон сидит и слушает музыку, сложив руки за головой, на лице у него непривычно умиротворенная улыбка.

Внезапно я кожей чувствую, что к нам идут.

С другого конца зала на наш столик снова надвигается знойная латиноамериканка с пышными формами. Даже если ее эго пострадало от безразличия Эштона, девушка собралась с силами для второй атаки. Наверное, он на самом деле настолько хорош, если такая красотка, которая и папу римского соблазнит, упорно его добивается.

Надеюсь, он ее опять пошлет.

А что, если нет?

Девица уже в нескольких шагах от нашего столика, неумолимо приближается к своей цели. Не знаю почему, но я вдруг рвусь вперед, чтобы опередить ее, спотыкаюсь и чуть не падаю. Эштон поднимает глаза, вмиг оценивает ситуацию и расплывается в искренней улыбке.

– Ирландка, что за спешка? – спрашивает он, а пальцы красотки с длиннющими ногтями уже поглаживают его плечо:

– Эш, может, потанцуем?

Знойная красотка так уверена в себе, что я чуть не зеленею от зависти!

Перестаю дышать. Вижу по глазам Эштона, что он ее узнал и услышал, и точно знаю: я не хочу, чтобы он согласился. В этот момент Эштон протягивает руку, берет меня за запястье, поднимается и небрежно бросает через плечо:

– Может, как-нибудь в другой раз.

Прежде чем я успеваю разобраться, что происходит, он заслоняет меня всем телом, прижимается ко мне и направляет к танцполу.

В крови вскипает адреналин.

Как только мы оказываемся в толпе танцующих, я жду, что он отпустит меня, раз его маневр удался. Но он снова, как тогда в ванной комнате, ловко управляет мной, притягивая к себе. Берет мои ладони, кладет их себе на шею, а потом его пальцы скользят по моим рукам, бокам, опускаются на бедра.

Музыка так гремит, что говорить трудно. Может, поэтому Эштон наклоняется, и его губы касаются моего уха:

– Спасибо, что пришла на помощь. – Меня словно ударяет током. – И не надо так волноваться, когда я рядом, Ирландка.

– Я не волнуюсь, – вру я, и меня бесит, что я задыхаюсь, но если он не прекратит шептать мне в ухо, то… Даже не знаю, что со мной будет.

Он обхватывает меня руками, сжимает мои бедра, прижимает меня к себе – к своей возбужденной плоти. Боже праведный! Нет, Эштон реально повернут на сексе. Это все неправильно. Опускаю руки и пытаюсь оттолкнуться от его груди, а все мое тело протестует: оно тянется к нему, как в том сне, забыть который я не могу.

– Знаешь, почему я зову тебя Ирландкой?

Качаю головой. Сначала я решила, что в пьяном угаре рассказала про свои корни. А теперь что-то подсказывает мне: дело не только в этом.

– Признайся, что хочешь меня, – говорит Эштон, улыбаясь как змей-искуситель, – и я тебе скажу.

Упрямо покачав головой, бормочу:

– Не дождешься. – Может, тогда я уронила свое достоинство, но сегодня этот номер не пройдет.

Эштон недовольно выпячивает красивые полные губы и пристально смотрит на меня задумчивыми глазами. Понятия не имею, о чем он думает, помимо очевидного. Часть меня хочет прямо сейчас получить ответ на вопрос. А другая подсказывает, что я как идиотка сама лезу в западню. В буквальном смысле. А когда Эштон большими пальцами начинает массировать мне бедра и сердце чуть не выпрыгивает из груди, начинаю понимать, что лучше бы знойная красотка уволокла его с собой, потому что я напросилась на неприятности.

Поэтому следующие слова Эштона меня изумляют.

– Коннор попросил, чтобы я сделал все, чтобы тебе понравиться. В смысле, чтобы ты стала лучше ко мне относиться, – говорит он небрежным тоном и чуть отпускает мои бедра: я перевожу дыхание и отодвигаюсь от его возбужденной плоти. Его губы кривятся, словно он попробовал что-то кислое: – Ведь ты ему нравишься всерьез. – Он вздыхает, смотрит поверх моей головы и добавляет: – А я его лучший друг. – Словно сам себе напоминает об этом.

Коннор. Упоминание его имени и его чувств по отношению ко мне, когда мои ладони все еще на груди его лучшего друга, которую я ласкала всего пару недель назад, наполняет меня чувством вины.

– Что скажешь? – Серьезные темные глаза смотрят мне в лицо. – Ирландка, как же мне это сделать? Что мне сделать, чтобы ты хорошо ко мне относилась? – спрашивает он чуть охрипшим от желания голосом, и от волнения у меня пересыхает в горле. Внезапно точно вспоминаю, почему в ту первую ночь я бросилась ему на шею. И готова броситься снова.