Одна минута и вся жизнь

– Ты напугала нас до икоты.

Дана смотрит в потолок, но голос звучит близко, и она пытается сфокусировать взгляд на говорящем. Ей это удается.

– Как ты себя чувствуешь?

Она лежит на кровати. Комната небольшая и опрятная, мебели в ней почти нет, а та, что есть, застелена белыми простынями. На стуле рядом с кроватью сидит смуглый парень, кудрявый и худой. Дана где-то видела его. Но где?

– Ты можешь говорить? Так я и думал. Ладно, молчи себе. Такой дыромахи я отродясь не видел! И самое смешное, что пуля не задела ни одного жизненно важного органа. Сима говорит, такое бывает один раз на тысячу случаев. Или на сто тысяч. Мы, когда сняли с тебя шмотки, прямо обалдели. Даже Сима, а уж ее ничем не проймешь.

Дане хочется пить. Парень понимает это, но смачивает водой только ее губы.

– Пить хочешь? Сима запретила. Ничего, она скоро явится с работы и разберется с тобой. Кто это тебя так? Меня зовут Родион, можно Родька. А Сима – моя единокровная и единоутробная сестра. Хирургом в больнице подвизается. Вот и тебя залатала по высшему разряду. Поспи чуток.

Но Дана засыпает и без особого приглашения. Где-то на донышке сознания гнездится беспокойство о чемодане, документах, о делах, но сил нет, и она засыпает. Ей нужны силы. И очень хочется пить.

– Ну, как она? Приходила в себя?

– Да. Днем проснулась, пить хотела, я смочил ей губы. Говорить не могла.

– Неудивительно. Дело могло закончиться плачевно. Еще немного – и сам Господь Бог не помог бы. И угораздило же тебя!

– Ну не бросать же ее на улице!

– Само собой. Кто она? Может, преступница или еще кто…

– Она, по-твоему, похожа на преступницу?

– Трупы преступников практически ничем не отличаются от трупов обычных граждан.

– Сима, типун тебе на язык.

Дана открывает глаза. Над ней склонилась маленькая черноволосая женщина. Смуглое лицо, огромные черные глаза и тонкие губы.

«Наверное, такой была Ревекка». Дана смотрит на женщину, пытаясь понять, чего от нее ожидать.

– Ну, вот, совсем хорошо. – Женщина улыбается. – Значит, умирать мы не будем. Как ты себя чувствуешь?

– Ничего…

Женщина подносит стакан к губам Даны.

– Вот, уже немного можно. А теперь потерпи, сделаю тебе уколы и поставлю капельницу. Это противошоковое и антибиотики. Думаю, все обойдется. Знаешь, у тебя, похоже, целая орава ангелов-хранителей, и они знают свое дело. Как тебя зовут?

– Дана.

– Хорошее имя. Ну, Родька нас уже представил. Может, тебе что-нибудь нужно?

Нужно. Ей нужно идти и заниматься делом. Но этого не скажешь, а даже если скажешь, что с того? Куда она может сейчас пойти? Самое лучшее – залечь на дно. А здесь ее точно никто не будет искать, это и в голову никому не придет. Ведь она теперь официально мертва. Имеется даже протокол вскрытия.

– Спасибо, я в порядке.

Что может быть не в порядке? Нельзя дважды вой-ти в одну и ту же смерть.

17

– Тебе шах и мат. – Родька довольно улыбается.

– Не больно-то и хотелось!

– Хотелось, конечно. Только из тебя шахматистка не получится. Тут нужно просчитывать вперед на несколько ходов, а ты…

– Прошлый раз ты продул.

– Потому что новичок – человек непредсказуемый.

– Это хорошо.

– При известном везении – да, неплохо. Но везение когда-нибудь заканчивается.

– Есть хочу.

– Только не эти кошмарные чизбургеры. Дана, еда из «Макдоналдса» практически несъедобна и вредна. В ней нет никаких полезных веществ, зато валом холестерина и этого… как его? Какого-то мутировавшего маргарина, кажется, так Сима говорила. В общем, сплошной канцероген.

– Зато вкусно. Мне эти твои каши скоро поперек горла встанут.