— Еще я слышала: они на своей фирме из крыльев дохлых бабочек выкладывают картины, — подлила масла в огонь Клавдия Васильевна. — Чтоб добро не пропадало. Брр!
— А Глеб тебе рассказывал, как делал предложение?
Запел на огне чайник со свистком, и стало слышно, как по чашкам разливают воду. Глеб стоял и старался не дышать. Боялся переступить с ноги на ногу, чтобы не скрипнули ботинки. Если его обнаружат, он никогда в жизни не узнает, как мать и бабушка на самом деле относятся к его будущей жене.
— С предложением тоже история. — в голосе Клавдии Васильевны появилась горечь. — Он как младенец, честное слово. Говорит: все вышло будто по писаному! Еще бы не вышло, ведь Дана и тут постаралась.
— И все так ловко обставила, — согласилась мать. — Или она уезжает в другой город, или он делает ей предложение. Нет, конечно, иногда мужика надо подтолкнуть, я ничего не говорю… Но это если он полный тюфяк, а ты его до смерти любишь. Но тут какая любовь-то? Нет, не любит она нашего Глеба. Мать всегда чувствует такие вещи.
— Не знаю уж, чего Дана в него так вцепилась, — проворчала Клавдия Васильевна.
— Зато я знаю. — Мать тяжело вздохнула. — Она отбила его у лучшей подруги. Та до сих пор ей этого простить не может. Кстати, подруга очень и очень успешная девушка, живет в Швейцарии, занимается недвижимостью. Но и сейчас не против заполучить Глеба назад. Да ты ее наверняка помнишь — Наташка Пономарева.
— Наташку Пономареву помню, — согласилась Клавдия Васильевна. — Значит, ей назло? Вот тебе и на. А наш-то небось ничего и не понял.
— Да наверняка.
Из легких Глеба будто выкачали весь воздух. И это его собственные мать и бабка?! Да как они могут ТАК говорить о Дане?! О волшебной, милой, ласковой Дане, с которой он собирается связать навеки свою судьбу?
Экзекуторши между тем продолжали виртуальную казнь.
— Знаете, я в ее присутствии всегда чувствую себя неуютно. Она сразу дает понять, что она вся такая из себя воспитанная, вся такая из высшего общества… Короче, само совершенство.
— А мы вроде как второй сорт, — поддержала ее Клавдия Васильевна.
— Бедный мой мальчик… Детство я сама ему испортила, а теперь эта девица испоганит лучшие годы его жизни.
Глеб чувствовал себя так, словно побывал в кресле у дантиста, который сделал ему обезболивающий укольчик, и по какой-то странной случайности укольчик заморозил его целиком. Он не ощущал ни рук, ни ног и сомневался, что сможет ворочать языком. Однако стоять на месте больше не было никаких сил.
Он на цыпочках вернулся к двери, открыл ее и захлопнул с таким ожесточением, что едва не развалил дом. И тотчас крикнул:
— Мама! Мам, ты дома? — Собственный голос показался ему жалким.
До него донеслись сдавленные восклицания, потом послышался звук отодвигаемых стульев, и мать с бабушкой воздвиглись перед ним с лицами, на которых было написано откровенное изумление.
— Привет, Глебка! — воскликнула мать, раскрывая объятия. — Я тебя только к вечеру ждала!
— Я начальник, — ответил Глеб, переводя взгляд с одной заговорщицы на другую. — Могу уходить, когда захочу.
— А мы тут вот… чай пьем!
— Надо же! То-то я удивился, что это вдруг бабушка к тебе в гости пришла? А оказывается, на чай! Раньше-то она, мне кажется, не особо тебя визитами радовала…
— Ну как же? — вступила в бой Клавдия Васильевна, пожевав губами. — У нас, между прочим, кое-что общее имеется. Внук и сын жениться собрался. Нужно же это обсудить.
— А по-моему, обсуждать нечего, — с вызовом заявил Глеб. — Дана входит в нашу семью, и это достойнейшая девушка.
— Ты выбрал настоящую красавицу! — от души похвалила мать.
— Да! Такая рослая, такая… ух! — подхватила Клавдия Васильевна. — Волосы у нее потрясающие. И зубы очень хорошие.
Глеб с подозрением посмотрел на бабушку. Та стояла с невинным видом, сложив руки на животе.
— Глебка, да ты проходи, проходи! — спохватилась мать. — Что же мы в коридоре стоим? Ты голодный? У меня есть фаршированный перец.
Они потащили его на кухню, усадили на стул и в четыре руки принялись за ним ухаживать. Глеб сидел и кипел, как тот чайник, с которого убрали свисток, но забыли снять с огня. Обалденные запахи пробудили в нем зверский аппетит, но чувство справедливости не позволяло наброситься на еду.
— Так что вы тут обсуждали? — спросил он, отхлебнув компот из сухофруктов, который так любил в детстве.
Женщины переглянулись, словно спрашивали друг друга, успел ли Глеб что-нибудь услышать. И если успел, как теперь выкручиваться.
— Хм. Мы говорили о том, что у тебя скоро день рождения.
— Я уже сто раз повторял: не хочу его отмечать. Так что и говорить не о чем. Ну, а еще?
— Знаешь, Глебка, мы за тебя здорово переживаем, — сказала мать. — Нам очень важно знать, что ты влюбился без памяти и именно поэтому женишься. А не потому, что запланировал жениться в тридцать лет и просто выбрал самую достойную кандидатуру…