Одна помолвка на троих

Она твердо посмотрела ему в глаза, и Глеб вдруг почувствовал такое сильное желание увильнуть от разговора, что даже удивился. Странно. Он ведь совершенно уверен в Дане, в том, что из них двоих получится — уже получилась! — идеальная пара. Почему же тогда трогать эту тему, все равно что нажимать на больной зуб?

— Я вот все думаю, — продолжила Клавдия Васильевна, подлив ему компот, — как это вы с Даной легко спелись? Все у вас просто да ясно. А ведь любовь — это смертная мука.

— Цитируешь какого-нибудь Шекспира?

— Какого-нибудь! Великий человек наверняка перевернулся в гробу, — проворчала бабушка.

Тридцать лет она преподавала в школе литературу и до сих пор время от времени впадала в учительский пафос.

— Ну а почему должно получаться нелегко? — вознегодовал Глеб.

— Когда влюбляешься по-настоящему, кровь твоя меняет электрический заряд, — ответила Клавдия Васильевна и, усевшись напротив внука, в упор посмотрела на него: — И ты искришь, как оголенный провод.

— Когда я узнала, что ты женишься, знаешь, о чем вспомнила? — встряла мать. — О том, что, когда вы с Даной начали встречаться, я долго-долго ни о чем не догадывалась. Месяца два ты крутил роман и по-хорошему должен был вести себя как помешанный.

— А я, значит, не искрил, — с горькой иронией заметил Глеб, — и поэтому нашей с Даной любви вы вынесли приговор.

— Ну, разубеди нас! — воскликнула мать.

— Докажи, что Дана не шла у тебя из головы после первой же встречи, — приказала Клавдия Васильевна.

«Не шла из головы после первой же встречи». Назойливый колокольчик звякнул раз, другой, и Глеб мгновенно вспомнил Агату. Ее невозможное красное платье, гневные глаза и губы, накрашенные ядовитой помадой. Даже хорошо, что она шарахнула его папкой по голове, иначе он глазел бы на нее как идиот. Он вспомнил, что говорил что-то такое обидное про Кареткину, кажется, даже передразнивал ее… Нечто из ряда вон выходящее. Что на него тогда нашло?

Мать и бабка, заметив, как изменилось лицо Глеба, снова переглянулись. До его прихода они были убеждены, что мальчика надо спасать, а сейчас вдруг одновременно засомневались в этом.

— Честно говоря, я не помню, шла или не шла Дана у меня из головы, — рассеянно ответил Глеб, поглядев на бабушку. — Мы познакомились на каком-то вечере… Наверное, не шла, раз мы стали встречаться. Слушайте, хватит разговоров. Если я хочу жениться на женщине, я делаю предложение. Не хотел бы — не сделал.

— Ладно, ладно, — поспешно согласилась мать. — Раз ты совершенно уверен…

— До свадьбы еще целый месяц. Надеюсь, вы не превратите этот месяц в душераздирающий бабский сериал? — У Глеба непонятно почему поднялось настроение.

Хотя это было странно после всего того, что он недавно услышал о своей невесте. Да ладно, бог с ними… В конце концов женщины всегда все драматизируют, им по штату положено.

Глеб съел четыре фаршированных перца, выпил через край тарелки сметанный соус, вытряхнул из стакана с остатками компота изюм и заявил, что ему пора бежать. Женщины немного покудахтали, но возражать не стали. Клавдия Васильевна крепко обняла внука, надела фартук и принялась мыть чашки. Мать отправилась провожать Глеба.

— Кстати, хорошо выглядишь, — сказал тот, поцеловав ее в щеку.

И это было правдой. Она немного поправилась, на щеках появился легкий румянец.

— Я же тебе говорила, что уже полгода не притрагиваюсь. А точнее, сто восемьдесят дней три часа и тридцать шесть минут.

Глеб покачал головой. Он не заметил, чтобы мать смотрела на часы.

— В тебя что, вживили часовой механизм?

— Что-то вроде того. Прости, если мы с бабушкой тебя расстроили, — вздохнула она. — Но это не со зла.

Она похлопала его по плечу, и Глеб вдруг понял, что в горле у него стоит комок. Он вышел из квартиры, сбежал вниз по лестинце, быстро дошел до машины и сел за руль. Оглянулся на дом, из которого только что вышел. Пятиэтажка, остро нуждающаяся в капитальном ремонте, обшарпанный фасад, балкончики с проржавевшими прутьями. В ту же секунду чувство вины вновь скрутило его, как приступ острой боли. Если бы не он, все могло быть иначе. Мать жила бы с ними в их общем доме. Отец по-прежнему царил бы в своем хирургическом отделении, спасая жизни, а дома по ночам шепотом воюя с подвыпившей женой. Верная медсестра Марго трудилась бы с ним бок о бок, и их роман все еще оставался бы на нелегальном положении.

Все рухнуло в ту самую ночь, о которой Глеб не забывал ни во сне, ни наяву. Отца тогда пригласили на благотворительный бал, куда нужно было прийти с семьей, и он рискнул взять с собой жену, которая обрадовалась возможности побыть на людях. Маленькая Кристинка осталась с няней, а Глеба нарядили в настоящий фрак и посадили в лимузин. Он был так рад, что отец с матерью помирились! Всю дорогу он с наслаждением смотрел в окно и горланил какие-то глупые песни.