Одна помолвка на троих

— Да я шучу, чего ты так испугался? — засмеялась Агата. — Если бы ты и в самом деле изменил мне накануне свадьбы, я бы… Даже не знаю, что бы я сделала. Выбросила бы тебя в окно. В гневе я становлюсь сильной и несокрушимой, как один из братьев Кличко. Как два брата, вместе взятые.

— Милая, я знаю, что ты самая лучшая женщина на свете, — сделал еще один заход Роман, нащупав в кармане телефон, который пока что грозно молчал. — Но…

— Конечно, я лучшая! — не дала договорить ему Агата. — Жениху положено восхищаться невестой. Только полный придурок может довести дело до женитьбы, а потом вдруг начать сомневаться в себе.

Она взяла со стола нож и принялась намазывать на хлеб сливочное масло.

— Я в тебе не сомневаюсь, но…

— Посмотри, какой отличный нож я купила, — сказала Агата, подняв вверх тесак с широким лезвием. — Керамический! Может разрезать шелковый платок. Будь с ним очень осторожен.

Роман проследил глазами за ножом и молча уставился на Агату. Заметив его взгляд, она наклонилась и свободной рукой обняла его за шею. Это был ее любимый жест. Она потянулась губами к губам Романа и поцеловала его в окоченевший от ужаса рот. В другой руке она по-прежнему сжимала свое страшное оружие.

— Пойдем в кровать? — шепотом спросила Агата, от которой пахло сливочным маслом и котлетами.

— Конечно, пойдем, — выдавил из себя Роман и на ощупь отключил в кармане мобильник.

Он не знал, что делать. Признаться ей прямо в постели? Так вместо ножа она в гневе может схватиться за настольную лампу. А у лампы, между прочим, бронзовое основание… Отчаяние накрыло его с головой, как большая волна неумелого пловца. Он поплелся в спальню, покорно снял с себя одежду и скользнул под одеяло — голова его горела, а ноги были ледяными.

— Скоро мы станем мужем и женой, — сказала Агата, прижавшись к нему всем телом.

Роман закрыл глаза. Женщина, лежавшая рядом, неожиданно представилась ему спрутом, который опутал его щупальцами с ног до головы. Ему стало нечем дышать, и он едва сумел подавить приступ паники.

— Я так тебя люблю, — шепнул спрут прямо в его пылающее ухо.

— И я тебя, — соврал Роман, а про себя подумал: «Светка меня убьет, если узнает, что я остался ночевать у Агаты. Я уже и сам не понимаю, кому из них я по-настоящему изменяю. Надо немедленно с этим разобраться».

Он повернулся на правый бок, обнял Агату двумя руками и притянул к себе.

* * *

Больничные корпуса занимали огромную территорию. Их можно было даже не окружать забором: такая плотная стена уныния стояла вокруг. Чем ближе Агата подходила, тем мрачнее становились ее мысли, а оптимизм вытекал из сердца, как топливо из пробитого бензобака. «Господи, дай мне здоровья, а тем, кто тут лежит, выздоровления!» — горячо помолилась она и, обнаружив нужный корпус, взялась за ручку двери.

Больничный запах мгновенно ворвался в ее легкие. Агата развернула мятный леденец и спрятала за щекой, как будто это могло помочь ей преодолеть подавленное настроение. Купив бахилы и кое-как нацепив их на ноги, она вошла в лифт, поднялась на пятый этаж и отыскала медсестру, которая вчера ей звонила. Медсестра оказалась крупной, суровой, в очках с сильными линзами.

— Нефедову перевели в реанимацию, — сообщила она. — Так что вы опоздали.

Вероятно, это была ее манера общаться с миром — без лишних слов и без лишних эмоций.

— И поговорить с ней нельзя?

— Вы же не близкая родственница.

— Я вообще не знаю, кто я для нее, — развела руками Агата. — Слушайте, может быть, к Нефедовой кто-то приходит? Дети или внуки?

— До сих пор ее никто не навещал, — отрезала медсестра.

Но Агата не хотела так просто сдаваться:

— Послушайте, ведь до реанимации Нефедова в палате лежала не одна?

— Конечно, не одна. У нас тут городская больница, а не пятизвездочный отель. Мест всегда не хватает.

— Может быть, она поделилась с кем-нибудь, рассказала, зачем я ей так срочно нужна?

Несмотря на резкость, медсестра показала, куда идти, первой вошла в палату и быстро выяснила, с кем имеет смысл поговорить.

— Вот Татьяна Петровна, возможно, что-то слышала, — повернулась она к Агате. — У вас десять минут. Потом пациентам будут делать уколы.

— Да я ненадолго…

Агата присела на стул возле старушки в белой ситцевой косынке. Старушка казалась совсем слабенькой, но глядела на посетительницу лучистыми глазами. Агата положила на тумбочку конфеты, которые принесла с собой.

— Бабушка, я Агафья Померанцева. Вы не скажете, почему ваша соседка меня разыскивала? Хотела, чтобы я пришла сюда… А я о ней даже никогда не слышала. Откуда она меня знает?

— Раиса не особо-то со мною и делилась, милая, — прошелестела старушка. — Слыхала только, она говорила про тебя, будто можешь ты спасти одну живую душу. Надо, говорит, на эту Агафью посмотреть и понять, есть ли у нее сердце. Захочет ли спасать?

— Какую душу? — растерялась Агата. — Кого нужно спасать? Ее?

— Нет, не ее, милая. Кого-то другого, кого она любит и о ком беспокоится.

— Но кто это?!