– Я только что поужинал, но если ты голодна, в холодильнике кое-что найдется.
Я шагнула через порог, на ходу качая головой.
– Спасибо, конечно, но есть я не буду. Кэрол-Линн и Кло как раз накрывают ужин в столовой, поэтому я… поэтому мне лучше там присутствовать.
– Понятно. – Он кивнул, а я окинула взглядом прихожую. Все та же мебель, все те же ландшафты на стенах, все те же салфеточки на спинках кресел в гостиной, тройная рамка с фотографиями над стареньким стереокомбайном, под полированной крышкой которого скрывались проигрыватель и кассетный магнитофон. Вся обстановка выглядела старой и носила следы долгого использования, но я почему-то не чувствовала в ней того тепла и уюта, которые неизменно встречали меня в этих же стенах десять лет назад. Я поняла, что что-то случилось, но прежде чем я открыла рот, чтобы задать вопрос, страх холодным комком прокатился по моему пищеводу и свинцовой тяжестью залег где-то под ложечкой.
– Как… как поживают твои родители? – спросила я, лихорадочно оглядываясь в поисках пары тапочек под креслом или забытого на подзеркальнике розового цилиндрика бигуди.
– Они умерли чуть больше двух лет назад. Пьяный водитель врезался в их машину на Шестьдесят первом шоссе, когда они возвращались с Большой ярмарки ремесел в Холлендейле. Мама вбила себе в голову, что ей непременно нужно научиться изготавливать кукольные домики… – Трипп поморщился. – Я получил вызов по радио о дорожно-транспортном происшествии с двумя трупами, приехал… и узнал их автомобиль. Такое не скоро забудешь.
Я припомнила неуклюжие шутки мистера Монтгомери, которые неизменно заставляли меня смеяться, вспомнила его жену, которая меняла увлечения так же часто, как шестнадцатилетняя школьница меняет наряды. После Бутси и дяди Эммета они были для меня, наверное, самыми близкими и дорогими людьми, да и они любили меня, как родную дочь. Мне и в страшном сне не могло присниться, что я больше никогда их не увижу.
– Мне очень жаль, Трипп, но… Но ведь я не знала!..
– Ты не спрашивала, – мягко поправил он, закрывая за мной дверь.
Его слова снова заставили меня вспыхнуть, на сей раз – от стыда. На протяжении десяти лет меня заботили исключительно мои собственные несчастья; я так на них сосредоточилась, что мне и в голову не приходило, что с кем-то может случиться настоящая беда.
– Они были добрыми людьми, – машинально повторила я слова Бутси.
– Да. Были.
– А твоя сестра Клер? Как она? – Я знала, что не должна задавать все эти вопросы, это было попросту неправильно. Я фактически росла в его доме, его сестра была моей лучшей подругой, и я должна была знать, что его родители погибли, должна была присутствовать на кладбище, когда их опускали в могилу. И точно так же я должна была бы знать, как дела у Клер, где она и что с ней, но все это прошло мимо меня… И вот с этим-то смириться было труднее всего.
От всех этих мыслей мое сердце стиснуло привычной тоской, бороться с которой я могла только с помощью таблеток.
– Клер вышла замуж за парня, с которым познакомилась в своем ветеринарном колледже. Теперь она живет в Мичигане. У них двое детей и своя практика в Лэнсинге.
Трипп смотрел на меня внимательно, но в его глазах я не видела осуждения, и от этого мне стало еще хуже. Мне хотелось, чтобы он накричал на меня, обвинил в эгоизме, в черствости, в том, что я была плохой подругой его сестре… Я готова была вынести все что угодно, лишь бы не чувствовать мук совести, которые жгли меня, словно огонь, но Трипп не сказал ни слова упрека. Вместо этого он отвел меня на кухню, которая выглядела все же несколько современнее, чем кухня в доме, который я так и не привыкла называть своим.
Заметив мой завистливый взгляд, устремленный на посудную раковину из нержавеющей стали, Трипп пояснил:
– Клер дала деньги, чтобы переоборудовать кухню для наших родителей к тридцатой годовщине их свадьбы. Но маме не понравилось… Она несколько раз жаловалась, что хотела бы вернуть старую раковину и старые разделочные столы, но Клер она, конечно, ни словечка не сказала. Думаю, сестра до сих пор ни о чем не подозревает.
На небольшом столике напротив застекленного эркера стояла одинокая тарелка и пустая бутылка из-под пива. Трипп взял их и перенес в раковину, потом выключил телевизор, установленный на специальном настенном кронштейне.
– Может, выпьешь чего-нибудь освежающего? Я приготовил кувшин холодного чая. Правда, он не такой вкусный, как делала мама, но все-таки неплох.
– Чаю выпью, спасибо. – Чаю мне не хотелось, зато хотелось хоть немного отдалить тот момент, когда я вынуждена буду перейти к подлинной цели моего визита. Сев за стол, я разглядела под свежими царапинами на столешнице более старые: если приглядеться, то где-то среди них, наверное, еще можно было различить мои имя и фамилию – как-то раз, подписывая свою домашнюю работу, я забыла подложить под листок с заданием журнал.