Одна среди туманов

– О’кей, смотри… – Я взяла ее за руку и направила к пучку сорговника. После своего возвращения я еще ни разу не прикасалась к матери, если не считать того дня, когда на следующий день после бури пыталась увести ее от края ямы. Мне хотелось, чтобы мать оставалась чужой, незнакомой, но сейчас я вдохнула лимонный запах ее гладкой кожи, увидела, как играет и переливается солнце в ее волосах, так похожих на мои, и снова ощутила в сердце знакомую, глухую тоску по материнской ласке.

Обхватив пальцы Кэрол-Линн, я сжала их у основания сорговника и потянула, вырывая растение из земли. Мать сама начала отрясать налипшие на корни комки почвы, и я выпустила ее руку.

– Да, примерно так, – сказала я.

– Как здорово! – воскликнула она, и я нехотя улыбнулась.

– Я рада, что тебе понравилось. Теперь то же самое нужно проделать со всеми сорняками, какие ты увидишь на клумбах. Вырванные растения бросай на дорожку, потом мы погрузим их в тачку и отвезем в мусорный контейнер за сараем.

Я повернулась к Кло:

– А ты не хочешь нам помочь?

Она сморщилась, всем своим видом демонстрируя крайнее отвращение.

– Я должна читать, – напомнила она. – К тому же там, наверное, червяки.

– Тогда читай, – спокойно сказала я. – Только вслух. Это одна из моих самых любимых книг.

Кло протяжно вздохнула, но открыла книгу и начала читать, а мы с Кэрол-Линн снова погрузили руки в нагретую солнцем землю, освобождая от сорняков наш сад.

Глава 23

Кэрол-Линн Уокер Мойс. Невада. Октябрь, 1964

ДНЕВНИК

Честно говоря, мне очень не хватает осени. Очень-очень. Раньше я любила сидеть с Матильдой на нашем индейском кургане и любоваться закатом. Иногда она просила меня сказать, какого цвета стали листья на кипарисах, и тогда мне не хватало слов, чтобы перечислить все оттенки багряного и красного, оранжевого и золотого. Сейчас я знаю, что наступил октябрь, только потому, что на заправочных станциях и бакалейных лавках появляются круглые леденцы в обертках с изображением хэллоуинских тыкв. К сожалению, в каждую из лавок мы можем зайти только один раз: Джимми говорит, мол, нельзя возвращаться в то место, где ты однажды что-нибудь украл.

Люди иногда бывают такими странными!

Сейчас мы находимся в Неваде, в настоящей пустыне, где нет никаких деревьев – только наш лагерь, где пахнет разогретыми на костре бобами и «травкой». Здесь мы и живем – «веселая компания бродяг и искателей приключений», как называет нашу команду Джимми. Он вообще любит придумывать всякие занятные штуки, и у него это здорово получается. Правда, его талант и его остроумие я замечала, только когда бывала под кайфом, а поскольку под кайфом я оставалась почти постоянно, Джимми казался мне самым веселым парнем на свете. И все же он, наверное, что-то понял и обиделся, потому что когда однажды утром я проснулась, его спальник рядом с моим был пуст.

Это было еще в прошлом месяце. Я думаю, Джимми больше не вернется.

Наверное, это ничего, потому что я не так уж сильно по нему скучаю. Куда больше меня беспокоит другое: теперь я чаще бываю трезвой, а мне это не очень нравится. Когда я трезвая, я начинаю думать о Миссисипи и о том, как далеко от дома я забралась. Иногда я просыпаюсь по утрам от того, что мне чудится, будто я чувствую запах яичницы с беконом, которую жарит на кухне Матильда, но каждый раз оказывается, что это пахнет консервированными бобами, которые булькают в котелке над костром. Ничего другого Хайрам готовить не умеет, к тому же консервы достаточно дешевы. В общем-то, они меня устраивают, но… Чего бы только я не отдала за кукурузный хлеб и жареную рыбу, которую, бывало, готовили Бутси и Матильда!

Хайрам, кстати, из Колорадо. Почему – кстати? Не знаю. Он жил с братом Джимми во Фриско, а с нами начал путешествовать после того, как их вышвырнули из старого дома, который они самовольно заняли. Тогда у него была девчонка, Мэри, но она заболела и решила податься домой. Мэри как-то говорила, откуда она родом, но сейчас я этого уже не помню. Я вообще многого не помню – прошлое видится мне как будто сквозь густой туман, и я этому рада. Наверное – рада… По крайней мере, теперь я все реже вспоминаю, как в самом начале мы надеялись спасти мир, сделать его лучше и чище. С тех пор многое изменилось, это правда, но думать об этом бывает не слишком приятно. Вот, например, сравнительно недавний случай… Как-то в Вулко я зашла в аптеку, чтобы украсть аспирин. Внезапно продавец за прилавком включил свой радиоприемник на полную мощь, а всем, кто был в зале, велел молчать. По радио как раз рассказывали о том, что в Филадельфии, штат Миссисипи, Ку-клукс-клан расправился с тремя борцами за гражданские права. Когда я услышала это сообщение, мне захотелось встать на колени и поднять к небу сжатый кулак в память о трех героях, которые погибли, сражаясь за то, за что собиралась бороться и я. Пару лет назад я бы так и поступила, но сейчас я только положила в сумочку три лишних флакончика аспирина, а потом, спрятавшись в кузове припаркованного на стоянке фургона, забила себе косяк потолще.