Сара Бет вела машину с такой скоростью, что встречный ветер так и норовил сорвать с наших голов платки и растрепать волосы. Поля вдоль дороги были покрыты нежной порослью хлопковых побегов и напоминали головы стариков – лысых, с редким пушком на макушках. «Фермерский альманах» предсказывал благоприятный для выращивания хлопка сезон, и дядя Джо, предвкушая обильный урожай, пребывал в отличнейшем настроении. Его настроение передалось и нам, и только Уилли не радовался. По большей части мой кузен был раздражен и, мечась по дому, ворчал что-то насчет «упущенных финансовых возможностей», которые, по его словам, снова оказались погребены в земле, которая могла бы принести нам богатство, а принесет только хлопок, который еще нужно продать.
По секрету Уилли сказал мне, что ему нравилось учиться в университете только потому, что благодаря этому он мог на законных основаниях пропускать посевную и уборку. Правда, сейчас он закончил учебу и жил дома, но в поле по-прежнему не работал, так как почти сразу получил должность в банке мистера Хитмена. Сара Бет клялась, что она здесь ни при чем и что ее отца и Уилли связывают общие деловые интересы, но лично я не могла себе даже представить, что это могут быть за интересы. Наши семьи не имели ничего общего; мы даже ходили в разные церкви, а мистер Хитмен и мой дядя были едва знакомы, и все же факт оставался фактом: каждое утро Уилли надевал свой щегольской костюм (жилет, галстук и отглаженный платок в нагрудном кармане), садился в машину и ехал на работу в банк. «Тоже мне – работа: бумажки с места на место перекладывать!» – ворчал дядя, но Уилли только посмеивался.
И почти каждый вечер мой кузен заезжал за Сарой Бет, и они вместе отправлялись на танцульки. Мы с Джоном тоже иногда ездили с ними, но не так часто и только в такие места, которые он считал достаточно приличными. Владельцы этих заведений хорошо знали Джона; они называли его по имени и никогда не брали с нас денег за спиртное. Джон утверждал, что раз он
Несколько раз Уилли уходил с танцев раньше нас. В таких случаях Сара Бет очень злилась, но он ссылался на какую-то деловую договоренность и исчезал, а возвращался поздно ночью, когда я давно лежала в постели, – а иногда и под утро. Я часто слышала, как он прокрадывается в дом перед самым рассветом. Ступеньки на черной лестнице тихонько поскрипывали под его шагами, и я догадывалась, что это он, потому что вместе с ним в дом вползал горьковатый запах костра.
Однажды я спросила Уилли о его ночных похождениях, и он ответил, что посещает политические собрания, на которых вместе с другими прогрессивно настроенными горожанами обсуждает вопрос о том, как сохранить справедливость в мире, в котором справедливости почти не осталось. Когда я потребовала разъяснений, кузен поцеловал меня в лоб и сказал, что пытается сделать наш город и его окрестности более безопасными для Сары Бет и для меня. Напоследок он предупредил, чтобы я никому об этом не рассказывала, в особенности тете Луизе и дяде Джо. Их интересы, сказал Уилли, ограничиваются видами на урожай и воскресными походами в церковь; таков их маленький мирок, в котором они чувствуют себя счастливыми, так что не стоит посвящать их в сложные проблемы современной жизни, в которых они все равно не разбираются.
Меня этот ответ вполне устроил – я и сама думала примерно так же. Лишь одна вещь продолжала меня смущать, и я спросила, можно ли рассказать обо всем Джону, который рано или поздно станет моим мужем, а мне казалось неправильным, что я должна что-то от него скрывать. Уилли, однако, только рассмеялся и в свою очередь спросил: кто, по моему́ мнению, снабжает спиртным участников ночных собраний? На это мне было нечего сказать; я только улыбнулась, сделав вид, будто все поняла, но внутри у меня все похолодело. Похоже, Джон считал, что между мужем и женой