Когда Снежка привели в дом, Томми сидел на полу и строил из кубиков башню. Щенок бросился к нему, разбросал кубики и опрокинул самого Томми. В первую секунду малыш удивился, но не испугался, а когда Снежок принялся вылизывать ему лицо – захихикал. Подружились они почти мгновенно, и я подумала, что дядя Эммет был прав: у каждого мальчишки в детстве обязательно должна быть собака.
Когда-то очень давно, – чуть не целую жизнь назад – Бутси часто повторяла, что я стану лучше понимать ее, когда сама стану матерью. Теперь я думала, что она тоже была права, хотя ей я в этом ни за что бы не призналась. С Томми Бутси обращается очень хорошо, да и терпения у нее побольше, чем у меня. Она единственная может уговорить его поесть или уложить спать без скандала. Иногда по ночам Томми просыпается с криком и зовет не меня – ее. Когда это случилось в первый раз, я, честно сказать, немного огорчилась – в конце концов, я ведь тоже люблю своего малыша! – но потом я поняла: я не просто свела их вместе, а сделала нечто большее. Самое главное – я нашла для Томми настоящую мать, которая даст ему то, чего никогда не смогу дать я. Что касалось Бутси, то и ей я подарила шанс стать для кого-то заботливой, любящей матерью – ведь быть матерью
Я люблю Томми, люблю даже сильнее, чем мне всегда казалось возможным любить другого человека, и все же мне иногда хочется выйти через парадное крыльцо и шагать прочь, не останавливаясь и не оглядываясь. Я завязала с наркотиками задолго до того, как родился мой сын, и все же мне часто не хватает того забытья, которое способен подарить мне один «косяк» с «травкой», не хватает той власти над прошлым, которую дают «колеса» или «кислота». Нет, я понимаю, что жизнь, которую я вела раньше, для ребенка совершенно не подходит, и все же… все же… С другой стороны, если я оставлю Томми здесь, у него будут и Бутси, и дядя Эммет, и Матильда, а теперь еще и Снежок. А еще у него будут смешной желтый дом, бескрайние хлопковые поля, мягкая постель, колыбельные песни каждую ночь и многое, многое другое. Конечно, мне будет больно расстаться с сыном, и все же я не могу не думать о Майкле и о тех вещах, которые я получу и которые мне помогут. Руки перестанут трястись, в голове перестанут бродить мысли о доме… Да, теперь я знаю твердо: со мной все будет в порядке, нужно только постараться забыть, как пылают закаты над хлопковыми полями и как смеется мой сын.
Глава 31
Улицы в центре Индиэн Маунд были украшены бесчисленными снопами, вязанками плодов, гирляндами поздних цветов и выдолбленными тыквами со вставленными внутрь свечками. Так обычно отмечали в нашем городе ежегодный Праздник урожая. Основные сельскохозяйственные работы были завершены, и арендаторы-издольщики расставляли вдоль Мэйн-стрит лотки и павильоны, в которых продавались домашние пироги, караваи хлеба, сладкие наливки, фрукты, овощи и многое другое. Разглядывая все это великолепие, Джон говорил, что мне, наверное, тоже следовало поставить здесь собственный киоск и торговать плодами с моего огорода – я, мол, одним махом заткнула бы за пояс всех этих горе-фермеров, у которых и картошка-то не крупнее гороха, и помидоры – что твой виноград. Он, конечно, шутил, но мне все равно было приятно его слушать, потому что в этом году мои овощи действительно уродились просто на диво и были намного крупнее и вкуснее, чем у большинства продавцов.
Жаркое лето и сухая, пыльная осень остались далеко позади, дни стояли точно хрустальные, а голубые небеса дышали скорыми заморозками. По вечерам, когда на безоблачное небо всходила огромная луна, в садах или прямо на улицах зажигались костры, и фермеры пускались в пляс под музыку ударных и банджо. Я всегда любила осенние праздники – должно быть, потому, что они напоминали мне о тех временах, когда мои родители были вместе. Это было очень давно, еще до войны, но я хорошо помнила, как мы гуляли по празднично убранным улицам и как я сидела на плечах у отца, который держал за руку улыбающуюся маму.
Но в этом году Праздник урожая стал для меня особенным. После двух неудачных попыток я снова была в положении и уже проходила дольше, чем в прошлые разы. Тетя Луиза утверждала, что пройдет еще немало времени, прежде чем по мне будет что-нибудь заметно, но я все равно чувствовала, как начинает меняться мое тело.