Сара и Ларисса со скучающим видом пожали плечами в знак согласия, и Джон, быстро поцеловав меня в щеку, двинулся вслед за Чазом и Уилли, которые уже шагали к импровизированному паддоку. Обернувшись к подругам, я успела увидеть, как Сара Бет достала из сумки крошечную фляжку и, прикрываясь от посторонних взглядов меховым воротником жакета, отвинтила крышку и сделала быстрый глоток. Когда она передавала фляжку Лариссе, на ее запястье блеснуло что-то синее, и я поскорее отвела взгляд, чтобы не сказать что-то такое, о чем впоследствии придется пожалеть.
Никакого сомнения, это были мои «Картье» – часы, которые принадлежали моей матери и которые Джон починил, прежде чем подарить мне. Дома у Сары Бет была целая шкатулка, битком набитая дорогими ожерельями и бусами, золотыми браслетами и кольцами, однако стоило ей увидеть у меня на руке изящные французские часики, как она стала упрашивать меня дать их ей «поносить». Насколько я поняла, больше всего Саре нравилось как раз то, что когда-то часы принадлежали моей матери, которая сделала на них гравировку, а еще то, что их подарил мне Джон. Ничего удивительного в этом не было: я давно подметила в Саре Бет сентиментальную струнку, которая нет-нет да проявлялась, несмотря на все ее буйные выходки. Думаю, что именно благодаря этому свойству ее характера наша дружба не закончилась еще в детстве.
Тем не менее сначала я ей отказала: Саре Бет даже пришлось напомнить мне историю с жакетом, который я взяла у нее и едва не потеряла. Только тогда я уступила – главным образом потому, что мне не хотелось выглядеть прожженной эгоисткой. С тех пор подруга брала у меня часы уже дважды – кажется, чтобы идти на какой-то прием. В третий раз она попросила их у меня накануне вечером. Сара Бет клятвенно заверила, что будет обращаться с ними очень осторожно и вернет сразу после прогулки, и я скрепя сердце согласилась. Но сейчас мне их очень не хватало – я привыкла ощущать на руке их тяжесть и тепло выгравированных на задней крышке слов: «Я буду любить тебя вечно».
Я уже собиралась спросить у Сары, когда она собирается вернуть мне часы, как вдруг заметила, что подруга уставилась на что-то за моей спиной. Обернувшись, я увидела, что, точнее – кто привлек ее внимание.
На краю площади стоял еще один прилавок или лоток, сделанный из нескольких хлопковых тюков, накрытых большим лоскутным одеялом. На одеяле были расставлены несколько десятков фигурок, вырезанных из овальных выростов, встречающихся на корнях кипарисов и известных как кипарисовый кап. Лицо каждой фигурки было отделано чрезвычайно искусно и со всеми подробностями: волосы, брови, бороды и даже ресницы выглядели как настоящие. Глаза и вовсе казались живыми, и на мгновение мне показалось, что фигурки наблюдают за нами пристально и недобро.
– Как интересно! Пойдемте посмотрим! – воскликнула Ларисса и двинулась к прилавку. Остановить ее мы с Сарой не успели, поэтому вынуждены были последовать за ней, хотя и держались в некотором отдалении.
Человека, который стоял рядом с прилавком (не «за», а именно рядом!), я узнала сразу. Это был Леон. Он озирался по сторонам с крайне независимым видом, явно пытаясь слиться с гуляющей толпой, но эта простая уловка не могла меня обмануть, поскольку на легком складном стульчике
– Кто это? – тихонько спросила меня Сара Бет. Напряженно прищурившись и нахмурив лоб, моя подруга разглядывала Леона и женщину, словно силясь вспомнить, где она могла их видеть.
– Это самогонщики-контрабандисты. Мы видели их на плантации Эллиса, – так же шепотом ответила я. Поначалу меня удивило, что Сара их не помнит, но потом я подумала, что моя подруга вообще редко обращает внимание на тех, кто не занимает высокого положения в обществе и не может ничего для нее сделать. Кроме того, у нее в ее кармане уже тогда лежала заветная фляжка, следовательно, она действительно могла не запомнить их лиц.
Сначала я хотела потихоньку исчезнуть, но Сара упрямо тащила меня вперед, стараясь догнать Лариссу. Поняв, что мы подошли слишком близко и что уйти незамеченной мне теперь вряд ли удастся, я покорно зашагала следом, хотя и не так быстро, как вначале.
Леон тоже заметил Сару и, в свою очередь, шагнул поближе к прилавку, скрестив на груди могучие руки. Почему-то мне бросилось в глаза, что ворот его фланелевой рубашки расстегнут, и оттуда выглядывает уголок майки – когда-то белой, а теперь довольно грязной.
– Погляди-ка, Вельма, кто к нам пришел! – негромко проговорил он. Женщина, к которой он обращался, осталась сидеть, но ее взгляд повернулся в нашу сторону, а в глазах вспыхнули огоньки интереса.