Одна среди туманов

Однажды, очень давно, Бутси сказала мне: «Каждому человеку хочется, чтобы его кто-нибудь любил. Я люблю тебя и Томми больше всех на свете. Когда тебе будет грустно и одиноко или когда тебе будет казаться, что твой путь никуда не ведет, – вспомни об этом». Я помнила Кло пятилетней, когда она хвостиком ходила за мной и очень боялась оставаться одна; помнила восьмилетней малышкой со смешными косичками, которая боялась грома, но любила дождь; помнила одиннадцатилетней девчушкой, которая вместе со мной плакала над моим любимым фильмом «Мой пес Скип». Я не знаю, как это случилось, но факт оставался фактом: я любила Кло больше всех на свете, и вовсе не потому, что ее больше некому было любить. И не потому, что каждый раз, когда я смотрела на нее, то видела перед собой брошенного, несчастного, озлобленного ребенка, каким я сама была когда-то. Я полюбила ее потому, что она была достойна самой сильной любви, вот и все. Не знаю, любила ли меня Кло «больше всех», но для меня это не имело значения.

– Потому что… потому что она мне небезразлична, – проговорила я, не зная, в каких еще словах выразить свои чувства к Кло так, чтобы Марк меня понял.

Марк фыркнул.

– Единственная вещь, которая тебе небезразлична, – это твои таблетки.

Мне пришлось зажать себе рот рукой, чтобы не заорать на него. Увы, в глубине души я подозревала, что он может быть прав.

В трубке на заднем плане послышался женский голос, потом Марк что-то сказал, отвернувшись от аппарата или прикрыв микрофон рукой. Наконец он снова обратился ко мне:

– Моя молодая жена говорит, что я должен быть с тобой помягче. Так и быть, придется пойти тебе навстречу… – Он немного помолчал, явно желая меня помучить. – Кло может остаться у тебя, пока мы не вернемся, то есть до пятнадцатого мая. Не исключено, что мы немного задержимся: нам хотелось бы посмотреть Европу и побывать на Ривьере, но… это мы решим по ходу дела. Со школой я, так и быть, разберусь сам, но все остальное на тебе. Главное, постарайся не беспокоить меня по пустякам. И еще – я хочу, чтобы твой лечащий врач ежедневно проводил тесты на наркотики и отсылал результаты в мой офис. Имей в виду, если у тебя снова возникнут проблемы с таблетками, мне сразу об этом сообщат, и тогда… Да, анализы начнешь сдавать уже с завтрашнего дня. Один положительный результат, Вив, и Кло тут же отправляется обратно в Лос-Анджелес – это не обсуждается.

Я так сильно стиснула пальцы, что едва не раздавила телефон.

– Почему ты так хочешь, чтобы я перестала принимать таблетки?

– Я ничего такого не хочу. Просто я знаю, что ты не сможешь.

На заднем плане снова зазвучал женский голос. Марк о чем-то непринужденно беседовал с женой, а я, с трудом сдерживая клокочущую в груди ярость, терпеливо ждала, пока он соизволит снова заговорить со мной. Наконец он сказал:

– Ну что, договорились?

– Д-да… – с трудом выдавила я.

– Ну и славно.

– Хочешь… хочешь, я позову к аппарату Кло? Она где-то тут, тут, рядом, и если ты подождешь минуточку…

Но он уже дал отбой, и на линии воцарилась тишина.

Дрожащими руками я налила себе чашку черного кофе из кофейника и залпом выпила. Кофе был почти холодным – должно быть, Томми сварил его еще до рассвета, но мне было наплевать. Мне был необходим кофеин, чтобы проснуться и преодолеть сильнейшее желание убежать наверх и с головой накрыться одеялом.

После непродолжительных поисков я обнаружила Кло и Кэрол-Линн на вершине древнего индейского кургана, который стал частью местного ландшафта задолго до того, как семейство Уокер сделалось владельцем этого участка земли. Курган в незапамятные времена насы́пали индейцы, населявшие эту часть американского континента. Теперь от их цивилизации осталось лишь несколько десятков изрядно оплывших холмов с плоскими вершинами, которые то там, то сям возвышались над плоской равниной. Время от времени в наших краях появлялись группы ученых и студентов из самых разных университетов страны. Каждый раз они привозили с собой все более совершенную аппаратуру, с помощью которой собирались узнать, какие сокровища могут храниться в недрах древнего кургана, но даже если там когда-то и было что-то ценное, оно, скорее всего, давным-давно рассыпалось в прах или было выкопано и украдено. Наш курган даже получил официальное название «Курган Уокеров», но я никогда этим не гордилась и не считала его чем-то действительно принадлежащим нашей семье. Он вообще не принадлежал к нашему миру. Это был реликт древней культуры, которая оказалась стерта с лица земли, памятник чему-то безвозвратно утраченному, а нам… нам и без того хватало потерь.

Кло и моя мать лежали на земле лицами вверх и соприкасаясь головами, словно сиамские близнецы. Глаза у обеих были закрыты, словно они к чему-то прислушивались. Во всяком случае, мои нетерпеливые шаги (а я действительно начинала злиться из-за того, что мне пришлось их искать) они услышали сразу.

– Тише! – прошипела Кло, не открывая глаз. – Мы пытаемся услышать, что говорит земля.